Пленники Барсова ущелья

— Хватит, и этого много! — проворчал себе под нос большеголовый Саркис, лежавший под деревом на сухих листьях.

Он приподнялся и посмотрел на Ашота тяжелым взглядом ничего не выражающих серых глаз.

— Много? Тут всего восемнадцать страниц о Дальнем Востоке, а о его животных и вовсе ничего нет! Пять строк! Одни названия! Такие-то и такие-то, а потом — «и другие»… Даже перечислить — и то места не хватило. — Ашот все больше горячился. — Русские путешественники целые книги написали о Дальнем Востоке, а тут? И это о животных края, в котором вся Европа поместиться может! Да он и богаче Европы природой своей, рудами, реками! Вы только представьте, ребята: миллиарды рыб приходят из Тихого океана в реки Дальнего Востока и идут вверх по их течению. Идут икру метать. Черной лавиной движутся они и, отощавшие, доходят до тех горных ручьев, где берут начало эти широкие полноводные реки. А там уж из воды одни рыбьи спины торчат!

— Опять ты отвлекаешься! Мы ведь географией занимаемся, а не твоей любимой охотой, — добродушно улыбнувшись, сказала Шушик, единственная девочка среди «телячьих шефов».

Она лежала на траве, опершись на локти, и внимательно слушала Ашота.

— Но это ведь так приятно! — высказал свое мнение мальчик, сидевший рядом с Шушик. — Как же не отвлечься, когда от одного только слова «охота» уже пахнет шашлыком!

Все засмеялись, а Ашот, ничуть не обидевшись, продолжал:

— Ну почему же, почему тут не рассказано о кабанах, которых полно в долинах, об оленях — таких, каких нет нигде?! А о тиграх? Слышали ли вы о тиграх, живущих в глубоких снегах и переносящих морозы?

Мальчик подался всем телом вперед, в больших глазах его загорелись, засверкали огоньки, левая щека, усыпанная темными родинками, от возбуждения слегка дрогнула.

— Можете вы показать мне страну, где бы тигры жили в двадцатиградусные морозы? — спросил он и — посмотрел на товарищей так, точно сам выкормил этих тигров или, по крайней мере, не раз видел их. И сам же ответил: — Нет второй такой страны! Тигры живут только в теплых краях, в камышовниках, в джунглях. Они не видят снега, не знают холода. А у нас? Эх, почитать бы вам книги Арсеньева! Вскочили бы с места — и прямо сейчас отправились на Дальний Восток! Не заходя домой!

— Твои фантазии нам вовсе не нужны, читай то, что в книге написано, — сухо сказал Саркис.

Он не любил Ашота, не терпел, когда «этот хвастун» собирал вокруг себя товарищей и «заливал», рассказывая, им об охотничьих приключениях своего отца. А те, раскрыв рты, увлеченно слушали, особенно девочки.

— А ты читал Пришвина? — спросил Ашот, не желая замечать недружелюбие Саркиса. — «Женьшень», не читал? Вот то-то и оно!

С таким жаром, так мечтательно говорил Ашот о Дальнем Востоке, что, казалось, сам он, пусти его только, так и полетит туда.

— «Женьшень»? Да ведь я читала! — встрепенулась Шушик. — Это так красиво — как стихи! Я даже наизусть помню: «Охотник, охотник, зачем ты тогда не схватил ее за копытца?»

— И схватил бы, а как же — стоило только руку протянуть.

— Конечно! Я помню: он сидел, спрятавшись в кустах винограда, а олениха пришла, начала рвать листья и просунула сквозь зелень свое копытце. Но нога была такая красивая, таким трогательным было это животное, что человеку стало жалко. Вот он и не тронул олениху. Так, Ашот? Я, может быть, не все поняла, я ведь по-русски читала, — сказала Шушик, словно оправдываясь.

— А этот корень! Это возле него вооруженные люди живут по пятнадцать — двадцать лет, дожидаясь, пока он созреет. Потом его осторожно выкапывают, под строгой охраной отвозят в Китай и там продают очень дорого — не помню точно, кажется, за тысячу золотом.

— Ох, тысячу золотом за один корень? — встрепенулся Саркис.

— Ну да. Ведь этот корень — корень жизни. Он делает стариков молодыми. Он… Ой, поглядите-ка, на ферме почтовый ящик повесили! Вот хорошо! Теперь письма от мамы будут приходить часто — часто!

Разговоры о Дальнем Востоке прекратились — все уставились на голубой ящик, у которого собрались доярки и пастухи.

— Погодите-ка! — вскочил порывистый и вечно веселый Гагик. — Первым буду я — и никто иной! Только… кому бы мне написать? И о чем?

Впрочем, Гагик недолго думал. Важно было как можно скорее осуществить свою очередную выдумку. Вырвав из тетради листок, он склонился над ним и стал что-то торопливо строчить, улыбаясь своей, по-видимому, веселой затее.

— «До свидания, дорогой дедушка, я уезжаю на Дальний Восток, чтобы привезти тебе «корень жизни», о котором рассказано в книге Пришвина «Женьшень». Выпьешь ты настой этого корня — и сразу помолодеешь. Ох, как хорошо будет, дедушка: увидим тебя с черной бородой!

Твой внук Гагик.