Пленники Барсова ущелья

Он нашел товарища дремлющим, спрятавшимся за камнем в ивняке.

— Как тебе не стыдно! Куда ты пропал?

— Не могу, — коротко ответил Гагик.

— Чего не можешь? Заболел ты, что ли?

— Не могу… не могу, — тупо твердил Гагик. — Дома вымоюсь.

Ашот не знал, то ли смеяться ему, то ли злиться, но натура взяла верх, и он стал выговаривать Гагику:

— А еще о недостатках Саркиса говорил, о том, что его трудно исправить! На себя-то посмотри! Сбежал! И от чего сбежал? От мытья!

— Переменюсь я, братец… На какой образец хочешь, на тот и переменюсь. Только о бане лучше со мной не разговаривай, я в такой холод раздеваться не могу.

— «Не могу, не могу»! Заладил одно и то же! — разозлился Анют. — Ты бы о коллективе-то подумал! Нельзя же нарушать правила общежития!

— Опять лекция! Ах, Ашот-джан, речи твои — услада моя. Трудно оторваться от них!

И, словно приговоренный к казни, поплелся Гаги домой, а Ашот, все еще опасаясь, что товарищ снова сбежит, конвоировал его вплоть до самой пещеры.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ О том, что нет худа без добра

В борьбе за существование ребята случайно сделали ряд важных, суливших стране большую пользу открытий. Они и не помышляли об этом, им и в голову не приходило, что опыт их пребывания в пещере может многое подсказать не только их селу, но и всей стране.

Один Ашот делал из своих раздумий некоторые выводы и считал их такими важными, что ожидал лишь подходящего момента, чтобы поведать о них товарищам.

И этот момент наступил.

После купания ребята сидели у костра, посвежевшие, повеселевшие. Только Шушик, уединившись с Асо, что-то терпеливо объясняла ему, — кажется, грамматические правила.

— Нам надо обсудить несколько новых событий, происшедших за последние дни, — официально объявил Ашот. — Прежде всего — Чернуха.

— Ну, что тут обсуждать? Чернуха есть овца. Она родила и пришла вслед за ягненком, — зевнув, сказал Гагик. — Давайте-ка лучше подумаем, как нам сберечь медвежье мясо, чтобы оно до весны не испортилось.

— Не испортится, не бойся. Пусть себе лежит в том холодном углу, уцелеет. А ты вот скажи, почему Чернуха родила именно сейчас.

— Э, не все ли мне равно?

— Нет, не все равно, — ведь ягнята Чернухи принесут нашей ферме большую пользу. Это, — Ашот указал на новорожденного, — уже новая порода овец. Они не станут погибать зимой от холода, а корм будут искать под снегом.

Асо так обрадовался, как радуются только простодушные люди.

— Верно! — воскликнул он. — Новая, выносящая холод порода! Мой отец с ума сойдет от радости!

— Радоваться можно, — рассудительно сказал Гагик, — но сходить с ума не следует. Не пора ли нам обедать, Ашот? Ведь мясо…

— Потерпи, Гагик, мы ведь только что начали… Ашоту дай только волю — до света будет говорить о животных, о природе. Разговор о «морозоустойчивом» ягненке навел его на новую мысль.

— А кто знает, какой вред принес колхозу нынешний ранний снег? — неожиданно спросил он.

— Часть хлопка осталась под снегом.

— Нет, Шушик, хлопок можно будет собрать и весной, хотя качество его будет не то. Но вот виноградные лозы мы, конечно, не успели прикрыть землей, они оказались на холоде и замерзнут. Пойдем, пока день впереди, в Виноградный сад, там все и выясним.

В саду они вскопали снег, подняли лежавшие под ним лозы и нашли под ними опавшие ягоды винограда. Ночной мороз прихватил их и сделал твердыми, как орешки.

— Ах, прошли те счастливые денечки, когда мы ели свежий виноград! — вздохнул Гагик. — И зачем ты нас сюда привел? Чтобы напомнить о счастливом прошлом?

— Нет, — сказал Ашот. — Мы должны обрезать лозу и прикрыть землей. Асо, дай сюда ножик, а вы возьмите топор и прорубите в земле канавку.

Когда достаточное количество черенков было собрано и зарыто в землю, Ашот присел на камень.

— Да, — торжественно сказал он, — немало горя мы здесь хлебнули, но ради одних этих черенков стоило пострадать. Ведь они дадут возможность колхозу разбить новый сад, и в этом саду не нужно будет зарывать лозу осенью и весной отрывать: здешняя лоза привыкла к морозам.

Асо с удивлением увидел, что слова Ашота необычайно обрадовали и Гагика, и Шушик, и даже Саркиса. Проводя все дни свои с овечьими стадами, он не мог понять всего значения этого открытия так, как поняли его дети виноградарей. Они-то знали, с какими трудами и расходами связаны ежегодные осенние и весенние работы в виноградных садах. Тем более, что эту работу и механизировать-то очень трудно. Каждую осень после сбора урожая не только все колхозники были заняты тем, что укрывали лозу, но приглашали для этого людей из горных районов, лишь бы успеть. А если зима, как в этом, 1953 году, наступала внезапно, лоза гибла, и целых три года надо было ждать, пока начнут плодоносить новые кусты.