Пленники Барсова ущелья

— Да, так и отказалась. «Если царский сын хочет моим мужем стать, пусть сначала хоть одному какому-нибудь ремеслу научится!» Ей говорят: «Послушай, девушка, ведь он целой страны властелин, ему все служат, зачем ему ремесло?…» А она в ответ: «Кто знает, что может случиться. Может, тот, кто слугой был, владыкой станет, а кто владыкой был — слугой станет…» Видите, какими мудрыми были те, кто эту сказку сложил! Ведь исполнилось их предсказание!.. Ну вот, сказала так Анаид и добавила: «Что толку в том, что он царский сын?… Глядишь, лишится царства в один прекрасный день, чем жить будет?» Ты слушай, Саркис-джан, это и тебя касается. В уме ты сейчас, должно быть, говоришь: «Опять меня за ворот взяли». Не обижайся, братец, тут обижаться нечего. Сам погляди: Ашот может жить охотой, я — корзинками, Шушик — белье стирать будет, Асо — овец пасти… А что ты делать будешь? Да, у ремесленника руки — золото! Ты погляди только, какая у меня корзинка вышла!

— Что же дальше, Гагик? — нетерпеливо спросила Шушик.

— Так вот, Вачаган-царевич и начал с горя ремеслу учиться. Проходит год, и он уже умеет из золотых ниток парчу ткать. Соткал он парчу, сшил из нее роскошную кофту и послал ее Анаид. Видит девушка, что царевич и на самом деле замечательную корзинку сделал… Фу, какую корзинку! Кофту, кофту! — поправился Гагик, взглянув на лица товарищей и с удовольствием заметив, что они забыли на время о своих горестях. Даже больные — и те слушают. — Согласилась Анаид. Свадьбу справили пышную-препышную. Шашлыком на весь Хацик запахло. Тут царевич Вачаган и говорит: «Пока здесь не будет моего младшего брата Гагика, я этого шашлыка ни кусочка не съем». Почем он знал, что его братец Гагик тут, в Барсовом ущелье, от голода стонет? Ну, да ладно, не буду вас мучить.

Не проходит и нескольких недель после свадьбы, как царь с царицей умирают, и на трон садится их сын Вачаган. Как раз в это время из сел и городов начали загадочно исчезать люди. Ну прямо как мы: шли с фермы в село и вдруг пропали, очутились в каком-нибудь темном углу, вроде Барсова ущелья.

Новый царь и думает: «Пойду-ка я, покружу по своей стране, погляжу, что есть в ней, чего нет, может быть, и узнаю, куда деваются мои подданные».

Посадил он Анаид на свой трон, а сам надел крестьянскую одежду и пошел бродить по своему царству, знакомиться с нуждами народа. А к народу под влиянием жены, дочери простого пастуха, он относился хорошо. Старики говорят, — прервал Гагик свой рассказ, — что любовь меняет людей. Не знаю. А из вас хоть один испытал это? Нет? Ну и хорошо, иначе бы ночей не спал и похудел бы..

Приходит Вачаган в город Перож на берегу Куры. Жили в этом городе персы-язычники. И армяне жили. Вышел Вачаган на рынок. Видит — идет бородатый человек, главный жрец, а за ним другие, помельче. Покупают они разные товары, складывают в тюки, а тюки дают нести носильщикам.

Берет один из таких тюков и Вачаган и идет вслед за носильщиками. Ему хочется вместе с ними в покои жреца войти, поглядеть, что там такое… Идут они, идут, выходят за город. Там стоит крепость, окруженная стенами. Открываются железные ворота, впускают носильщиков и снова закрываются. «Вот так штука! — думает царь. — Не попал ли я в ловушку?» А носильщиков ведут в ходы, прорытые под землей. Там, под плетями, работают сотни людей. Работают в полутьме — в кузницах, ткацких и плотницких мастерских. Все голые, все истощенные, худые, как скелеты. И трудятся они до полного изнеможения, пока в силах на ногах стоять. А если кто падает, того кидают в большие медные котлы, варят и кормят этим мясом оставшихся в живых. А жрецы выносят из этих дьявольских подземных мастерских сотни всяких товаров, продают их в разных городах и богатеют.

Тому из пленников, кто ремесло знает, работу дают. Тот, кто не знает, — «на мясо» идет…

Вачагана, как «жирненькое мясцо», хотели было к мяснику послать… Но взмолился он: «Ой, не убивайте, я для главного жреца вашего такую парчу сотку, которой и цены нет!» — «Ладно, говорят, тки». — «Для этого мне светлая комната нужна, чтобы глаз мой мог цвета различать». Дали ему комнату. «Теперь, говорит, мясом меня не кормите — умру, если поем, и вы тогда большого дохода лишитесь. За сработанную мною ткань вам золотом дадут — в сто раз больше, чем она сама весит». — «А если мы по этой цене не продадим?» — «Тогда рубите мне голову…»