Пленники бездны

Еще несколько мгновений продолжался бешеный обмен выпадами и уклонами. Конан неудачно парировал очередной удар и открыл левую сторону груди. Гилзах немедленно воспользовался этим, и его стилет устремился к сердцу киммерийца. Но в последний момент Конан успел повернуть корпус. Острие стилета скользнуло по его телу, а кинжал Конана легонько чиркнул по горлу Гилзаха.

Замориец еще несколько мгновений стоял, покачиваясь, а затем упал ничком. К месту схватки уже бежали люди. Конан подобрал свой меч и помчался в густой сад. Когда стихли вдали крики взбудораженных схваткой людей, склонившихся над телом Гилзаха, Конан перешел на шаг и направился к дому. В дверях он столкнулся с охранниками, выбежавшими на шум.

— Что случилось? — проревел один из них, выделявшийся свирепо встопорщенной рыжей бородой.

— Напали на постояльца, — спокойно ответил Конан. — Негодяй уже сбежал, наверное, где-то в саду.

Стражники с топотом скатились по ступенькам. Было слышно, как рыжебородый отдает приказ прочесать сад.

Глава восьмая

Конан поднялся на второй этаж дома и отыскал указанную вендийцем комнату. Пинком открыв дверь, вошел, вытягивая из ножен меч. Тучный вендиец сидел у маленького столика посреди комнаты, изучая свиток папируса. Он поднял голову, и его глаза встретились с глазами Конана. Казалось, что Ченгар Бхутт увидел ожившего мертвеца, явившегося, чтобы забрать его с собой на Серые Равнины. Лицо вендийца посерело, глаза расширились. Казалось, еще немного, и они вылезут из орбит. Это рассеяло последние сомнения Конана.

— Ты ожидал того недомерка, который должен был покончить со мной, — неторопливо произнес Конан, — но он уже мертв. А ты сейчас отправишься следом за ним.

Ужас, промелькнувший в глазах Ченгар Бхутта, подтвердил подозрения киммерийца. Конан подошел к толстяку и приставил острие меча к его горлу.

Ченгар Бхутт делал судорожные движения, пытался что-то сказать, но язык не повиновался ему. Конан вытащил кошель с сапфирами и бросил его на колени толстяка. Руки вендийца непроизвольно схватили мешочек.

— Ты так хотел получить их, — насмешливо сказал Конан, по-прежнему держа меч у горла Ченгар Бхутта. — Теперь ты сможешь забрать их с собой туда, от куда нет возврата. Может быть, они согреют тебя в чертогах Хозяйки Судеб.

Он сделал неуловимое движение мечом, и из крохотного пореза на шее вендийца заструилась кровь.

— Ешь! — приказал Конан, — Развяжи кошель, возьми сапфир и съешь его.

Вендиец теребил завязки, с ужасом глядя на Конана. Наконец он вытащил сапфир и медленно поднес его ко рту. Он посмотрел на Конана взглядом затравленного зверя, но не нашел сочувствия. Неожиданно Конан ощутил движение у себя за спиной, и одновременно что-то изменилось во взгляде Ченгар Бхутта — ужас сменился надеждой, а затем вновь — ужасом.

Киммериец успел обернуться навстречу опасности, но уйти от удара не смог. Он едва успел заметить бесшумно подкравшегося к нему человека, похожего на погибшего Вонху, и в тот же миг сильный удар обрушился на его голову. Погружаясь в черноту беспамятства, Конан успел наобум взмахнуть мечом, понял, что промахнулся, и тяжело рухнул на сидевшего перед ним толстяка.

* * *

Сознание вернулось к Конану резко — словно вспышка света пробилась сквозь сомкнутые веки. Он ощутил в пальцах рукоять меча, который так и не выпустил во время падения, приготовился к схватке и открыл глаза.

Ченгар Бхутт сидел в кресле посреди комнаты. Руки его были крепко привязаны к подлокотникам, лицо было пепельно-серым, в глазах застыло выражение смертельного ужаса. Рядом с ним стояли два человека, внешность которых напоминала погибшего прошлой ночью Вонху.

Один из них с угрожающим видом обернулся к киммерийцу. В его руках появились два широких кинжала. Конан приготовился отражать нападение, когда из угла комнаты раздался голос, произнесший несколько слов на неизвестном Конану языке, и человек, слегка поклонившись, вложил оружие в ножны.

— Вставай, располагайся поудобнее и будь спокоен. Здесь тебе ничто не угрожает, — произнес тот же голос позаморийски. Конан взглянул в дальний угол комнаты. На невысоком диване сидел еще один уттарец. Не только повелительный тон, но и вся манера держаться выдавали в нем предводителя.

— Ты, наверное, Конан-киммериец,— медленно проговорил предводитель, — а я — Кху Бор, сын правителя, или, как говорят в этих местах, короля, Уттары.

Конан осторожно, не выпуская из рук меча, присел на низкий табурет.