— Нет, Володя, на этот раз ваша коллекция останется без пополнения. Принес кто-то из ребят, а я вот решил полистать.
Волков помолчал, потом добавил:
— Что-то Быстров запаздывает сегодня.
— Я за него отдежурю, Константин Тимофеевич. У Кирилла сегодня праздник — «День рыбьего новоселья».
Увлечение младшего научного сотрудника Кирилла Быстрова началось с того, что он притащил в лабораторию трехлитровую банку, в которой лениво шевелили плавниками толстые золотые рыбки.
— Главное для рыбок — это простор! — говорил Кирилл, любовно поглядывая в сторону банки. — Вот сделаю аквариум… Большой, снизу подсветка… Это будет сказка!
Через два дня Гракович увидел, как Кирилл безуспешно пытался протолкнуть в дверь автобуса огромный канделябр.
— А это-то зачем? — удивился Гракович.
— Для подсветки.
И Быстров с кряхтеньем взвалил канделябр на плечо…
— A-а, «сказка»? — оживился Волков. — Надо будет посмотреть.
— Ну, зрителей там и без нас хватило. На соседей новоселье большое впечатление произвело. Из ЖЭУ звонили, интересовались, действительно ли гражданин Быстров у нас работает.
— А в чем дело? — не понял Волков.
— Да лопнула «сказка». На двести четырнадцатом ведре. Так что прийти сегодня Кирилл едва ли сможет.
…Грохнули распахнутые порывом ветра двери лаборатории, и створки окна угрожающе-стремительно потянулись за сквозняком. Волков дернулся по направлению к окну, но Гракович опередил его.
— Буря идет, — сказал он и тщательно задвинул шпингалет.
— Пожалуй, — согласился Волков. — Пойду я, пока дождя нет.
Он снял с вешалки плащ.
— Программа без изменений? — спросил Гракович.
— Минут через сорок начинайте изменять все три потока информации. Графики на столе.
Волков еще хотел что-то добавить, но передумал.
— Константин Тимофеевич… а вы-то сами, неужели всерьез полагаете, что причина неполадок в непрохождении потоков?
— Не знаю. — Волков никак не мог попасть в рукав плаща. — Во всяком случае — это один из вариантов.
— Раньше все было в порядке…
— На то и машина, чтобы в ней что-нибудь ломалось, — неуклюже пошутил Волков. — Впрочем, сегодня это прояснится. А что это вы, Володя, засомневались? Новые идеи есть?
— Увы! — Гракович развел руками, улыбнулся. — С идеями у нас последнее время туго…
Дорожка вывела Волкова к «резиденции». Поскрипывая песком на каменных ступенях, Константин Тимофеевич опустился на площадку лифта, прижал указательный палец к глазку и стал ждать, когда бдительная система электронной охраны обшарит тайники своей памяти.
Круг лиц, работавших с СПС-2, был невелик, но почему-то на этот раз электронный сторож не торопился пропускать Волкова.
— Э-э… Сим-сим, не узнаешь, что ли? — пробормотал Константин Тимофеевич.
Самообучающаяся плазменная находилась глубоко под землей. Наверху были только системы «жизнеобеспечения» привередливого творения Волкова: мощная подстанция, питавшая энергией Агафона и насосы системы охлаждения вакуумного колпака, под которым сатанели стиснутые магнитным полем миллионы градусов звездного пламени.
Наконец двери распахнулись, и Волков вошел в кабину лифта. Листы корабельной брони мягко сомкнулись и отрезали подземелье от лучей звезд, которые несли свою бессменную вахту где-то там, над ватными одеялами облаков, выше молний, в звенящей черной пустоте. За стеной проскочили три слоя железобетона.
«Взрыв сверхновой можно переждать», — шутили в лаборатории, знакомясь с проектом «резиденции Агафона».
Волкову предстояло свидание со своим детищем. Не в буквальном, конечно, смысле. Никто из создателей не видел СПС-2 воочию. Даже защищенные телекамеры время от времени выходили из строя, глядя на скрученный спиралью плазменный шнур, в котором хаос ядер и электронных оболочек представал порядком более высокого содержания: структурами памяти с их немыслимыми комбинациями.
Свидания, о которых идет речь, внешне выглядели довольно странно: шаркая большими войлочными туфлями, сотрудники лаборатории аналоговых систем шли к особому аппарату, стоявшему в центре небольшой комнаты. Аппарат внешне напоминал сушилку для волос в парикмахерской. Это был блок интуиции.