Пленники паука

Почувствовав шаги за спиной, он насторожился.

— Знаешь, Конан, ты настоящий варвар.— Узнав голос Мэгила, он обернулся и увидел перед собой ехидно ухмылявшуюся рожу.— Приглашать на свидание хозяйку, а перед этим разминаться с ее рабыней!

Шутка, по его мнению, получилась удачной, и бывший жрец довольно расхохотался.

— Во имя Крома, умолкни! — Конан яростно оскалился. — Она с утра строила глазки, но мне и в голову не приходило, что к ночи девчонка заявится сама! Впрочем, все к лучшему!

— Ну, это-то вполне понятно! — понимающе ухмыльнулся Мэгил.

— М-м-м! — промычал киммериец.

— Хорошо, хорошо! Беру свои слова назад,— заторопился жрец.— Так что ты хотел сказать?

Северянин недоверчиво покосился на него:

— Я влил в нее кубок пальмового.

— Того самого? — поинтересовался Мэгил.

— Ага,— кивнул киммериец.

— Варвар он и есть варвар,— сокрушенно вздохнул жрец.

— Зато теперь она видит во сне то, зачем пришла,— ухмыльнулся Конан.

— Да ты, оказывается, философ? — Мэгил восхищенно посмотрел на приятеля, который предпочел пропустить его замечание мимо ушей.

— Когда настанет время, ничто не помешает нам передать ее Тушке.

— И циник,— сокрушенно вздохнул жрец.— Так воспользоваться беспомощным состоянием бедной девушки!

Желваки заходили по скулам киммерийца, но он сдержался.

— Ну, мне пора, скоро должна прийти Мелия.

— Ты так уверен в этом?

Мэгил оставил шутливый тон, и лишь поэтому Конан решил ответить на его вопрос.

— Если она прочитает записку,— просто сказал он.

— Она прочитала ее, — так же коротко отозвался жрец.

— Откуда знаешь? — Конан удивленно посмотрел на Мэгила.

— Видел,— бросил тот.

— Значит, придет,— убежденно кивнул северянин.

— Интересно, что ты такого написал, что она непременно должна прийти?

Конан пожал плечами:

— Написал, что жду ее.

— И все? — Мэгил удивленно воззрился на киммерийца.

— А чего еще? — не понял тот.

— М-да,— жрец покачал головой,— от такого приглашения действительно невозможно отказаться

* * *

Солнце клонилось к закату, и хотя Конан не видел самого светила, но света становилось все меньше, день угасал, значит, близилась ночь, а вместе с ней и неведомая беда, уготованная им чужой злой волей.

Мелии не было.

Теперь, когда день подошел к концу, а Мелия все не приходила, он понял, что Мэгил прав его послание вряд ли способно заставить кого-либо, потеряв голову, броситься сюда, особенно принимая во внимание непростые их отношения. И все-таки он верил, что Мелия придет, не может не прийти. Он чувствовал, что их связывает нечто большее, чем одна ночь, проведенная вместе.

Каким-то неведомым ему образом судьбы их переплелись, и хотя каждый из двоих был по-прежнему вправе поступать так, как считает нужным, но обязан был при этом учитывать и желания другого. Это значит, что если просьба услышана, то должна быть удовлетворена. И было еще ощущение: многое отныне определялось кем-то другим, но кем, Конан не знал. Он лишь чувствовал постоянное присутствие рядом чужой воли.

Он не знал ее целей, но у него возникло ощущение, что отныне все, что должно произойти с ним, с Мелией, всеми, кто находится рядом, предопределено и, как бы он ни пытался, ничего изменить нельзя. Он может лишь отдать все силы, чтобы это неведомое, но предопределенное свершилось, независимо от того, каким будет финал, что он принесет — радость или горе. Это чувство очень не нравилось киммерийцу, но отделаться от него он не мог.

В дверь тихонько постучали. Конан вздрогнул, и странное ощущение пропало. Было уже совсем темно, и он не увидел лица вошедшей, но знал и так, что это Мелия.

Она замерла в двух шагах от киммерийца. Они долго стояли напротив окна, и на лица их падал лишь рассеянный свет звезд. Ее губы шевелились в беззвучном шепоте, но он и без слов понимал сказанное.

— Я так тоскую по тебе, я так люблю…

Ее руки протянулись к нему, но не касались тела, а словно ласкали его на расстоянии, даря свою нежность каждой его частице. Ее глаза глядели в его глаза и не могли наглядеться, говоря больше слов, маня, зовя, соблазняя…

Конан шагнул к ней. Он сгорал от желания схватить ее, смять в объятиях, впиться горящими губами в ее пылающие уста, но когда ощутил прикосновение ее рук, почувствовал их нежность, возбуждавшую едва ли не сильнее самых сильных объятий, то понял, что не может этого сделать. Лишь когда эта сладостная пытка стала сильнее его воли, он привлек ее к себе.

Мелия почувствовала прикосновение его рук и замерла в ожидании того неизбежного и желанного, чего жаждала каждая клеточка ее тела и что он стремилась отдалить, ибо знала: все, даже самое прекрасное, неизбежно кончается… Их губы соприкоснулись, и мир взорвался и перестал существовать. Ей казалось, что она горит в огне, который вместо боли дарит восторг и наслаждение, ибо то было не всепожирающий всемогущий огонь любви. Она уже не чувствовала горячих объятий Конана, а ощущала каждой клеточкой его, словно став с ним единым целым, и эти новые частички ее плоти ласкали её собственные огненным прикосновением.