Здесь очень невкусно пахло, с каждым шагом все сильнее. Как будто наверху экскаватор раскопал яму в сырой земле, и в глубине натолкнулся на… на что-то гадкое. Анке припомнилось, как они с Валькой ездили праздновать Новый год к тетке в Архангельск. Сидели семьей у телевизора, термометр на балконе показывал минус тридцать два, и вдруг прямо перед домом из-под снега поперла дымящаяся жижа, крышка канализационного люка встала дыбом, и за несколько минут детская площадка, стоянка автомобилей и тротуар покрылись двадцатисантиметровым слоем застывших нечистот. Потом приехал экскаватор, он вгрызался в мерзлый грунт, рабочие день и ночь жгли костры, а тетка и соседки носили мужикам горячий чай, водку и остатки новогодних закусок. На второе утро внезапно потеплело, работа пошла споро, а выбравшейся на прогулку Анке уже от крыльца ударил в нос гадкий, дерущий ноздри аромат вскрытой оттаявшей раны. От ямы не пахло туалетом, хотя на дне ее и пролегала виноватая во всем треснувшая труба. От ямы, от морщинистых слоев почвы, как ни странно, пахло жизнью.
— Бернар…
Она снова ничего не видела, далее не различала собственных ног. Младшей казалось, что она превратилась в рыбу и дышит водой. Звук, сорвавшийся с губ, повис тут же, словно замерзший на морозе плевок, и рассыпался на тысячу беззвучных осколков.
— Бернар, ты где?!
В какой-то момент ей почудилось, что вокруг никого нет. Что пропал дядя Саня, сзади давно исчез Бернар, а если потянуть за концы веревки, то окажется, что они прикручены к сырым кустикам…
Она охнула и сильно дернула веревку.
— Осторожно! — чуть не оглушив ее, выдохнул парень в самое ухо. — Не рви так, а то я упаду на Марию.
— Бернар, я вся промокла и ничего не вижу… — Анка балансировала на склоне, который вдруг стал крутым, как детская горка. — Где ты?!
Что-то влажное и дурно пахнущее ударило ее по лицу, совсем рядом раздалось хлопанье крыльев и мышиный писк. Младшая прикусила язык, чтобы не заорать. Туман переливался багровыми оттенками, отчего-то стало светлее, но источник света разглядеть было невозможно.
— Не бойся, это неправда, — Бернар коснулся ее плеча. — Здесь сухо и ровно, просто так кажется…
— Я вижу…
— Что ты видишь? — Она плелась за невидимым дядей Саней, стараясь, чтобы веревка не натягивалась, и поминутно оглядывалась назад. — Бернар, куда подевалась дорога? И машин не слыхать…
— Я вижу не так, как ты, потому что я — Фэйри… Мы уходим, но совсем не в ту сторону, где шоссе… Это очень простые заговоры против обычных, чтобы наложить замок на путь… Зато теперь нас больше не найдут ни люди, ни собаки…
— Так что, гора… она заколдована? Но тут же не было горы!
— Потому что мы не «тут», а очень далеко. И это не гора, а могильник…
— Че-го?! Так ваша Камилла на кладбище живет?! — После высоты Младшая больше всего на свете боялась кладбищ, хотя никому в этом не признавалась. Кладбищ она боялась настолько, что дома, на севере, нарочно ходила туда по вечерам и подолгу сидела у оградки дедушкиной могилы, чтобы хоть ненадолго выжечь в душе поселившееся там желеобразное мерзкое существо.
— Могильник — не простое кладбище. Здесь спят великие вожди кельтов…
— Откуда ты знаешь? Ты здесь был?
— Здесь не был, но таких мест множество…
— В России их тоже полно, — вступил в разговор невидимый дядя Саня, — только люди позабыли и холмы на пашню разровняли…
— Тут самые мощные Узлы слияния сил, — добавил Бернар. — Но Фэйри Благого двора не могут жить возле могильников… Зато знахари устраивают фокусы… Чтобы не забредали любопытные, — он постарался изобразить веселый смех. — Не останавливайся, Аня, иди, иди…
Она послушно полезла на кручу, складываясь едва ли не пополам, чтобы не потерять равновесие. Где-то далеко впереди, в сотне километров от нее сопел дядя Саня.
— Бернар, там слева кто-то ходит…
— Не поворачивайся, это фантомы, — уже не так весело отозвался парень. — Следи за веревкой. Это специальная веревка тети Берты, без нее в сиды не ходят…
Младшая старалась смотреть прямо перед собой, на голубые и розовые лоскутки, привязанные к провисшей веревке, но глаза невольно скашивались направо. Там параллельно тропе плыл бледный силуэт.
Он то походил на человека с неестественно длинными, волочащимися по земле руками, то оборачивался горбатым псом, то, раскачиваясь, приближался почти вплотную, и тогда Анка боковым зрением видела огромный, налитый кровью глаз…
Просто желтый глаз, с треугольным черным зрачком. Глаз смотрел только на нее, разбухал, достигая высоты в несколько метров, и каким-то непонятным образом не исчезал в тумане. Из глаза с сухим противным стуком капали желтоватые слезы, падали в траву и с шипением превращались в мохнатых гусениц. Гусеницы были размером с Анкины кроссовки, они не мешали, но крались вплотную, невероятно шустро переставляя шелестящие ножки. Весь мир заполнился шелестом насекомых. Младшей хотелось зажмуриться и заорать.
Глава 7
ЗУБЫ КОЛДУНЬИ