Пленники Раздора

То мерещилась девочка, покрытая свищами и язвами, то мокрый лес, то девушка, склонившаяся над свитком, то подземелья и окостеневшие трупы на оббитых железом столах, то рычащая старуха с растрепавшимися седыми космами, то мертвый старик, вытянувшийся на лавке, то просторная поварня и запах хлеба, витающий по ней… И ещё он помнил ночное небо, от края до края усыпанное звездами… Звезды падали, оставляя за собой сияющие росчерки. Что-то было тогда. Что-то ценное. Тамиру мерещились тёмные глаза, смотревшие на него с любовью. Он не помнил девушку. И не знал теперь — было это с ним или с Ивором.

— Тамир…

Он вздрогнул и вскинулся на своей лавке. Рядом сидела Лесана. Её лицо бледным пятном выделялось в полумраке покойчика.

— Чего? — спросил обережник осипшим голосом.

— Можно я с тобой лягу?

Мужчина удивился:

— Зачем?

Собеседница помолчала, а потом сказала:

— Уснуть не могу. Тошно мне. Одной в темноте… Не знаю как объяснить. Просто тошно.

— Ложись, — пожал он плечами.

— Надо лавки сдвинуть, — сказала девушка.

Он поднялся, чтобы ей помочь, и в этот самый миг волна воспоминаний накрыла с головой…

— Лесана, — Тамир вцепился в её плечи. — Лесана, я помню! Лавки… мы сдвигали лавки, чтобы согреться. Ты, я и ещё девушка, не знаю, как её звали. Скажи, ведь было?

Она мягко стиснула его ладони, понимая, что он цепляется за слабые проблески памяти, пытаясь сохранить себя.

— Было, Тамир.

Он улыбнулся. Устало и грустно.

— Знаешь, я ведь уже несколько седмиц не сплю…

Девушка посмотрела с ужасом, а колдун продолжил:

— Совсем не сплю. Представления эти. То одно, то другое. Я лежу, вижу их. И в голове пусто, как в рассохшемся ведре. А заснуть не могу. Будто рой пчёл в груди. Так больно…

Лесана обняла его, чувствуя, как сердце заходится от жалости и тоски. Почему всё так? Почему? Откуда горечь эта? Зачем им? За что? Хранители! Если есть вы, просто дайте погибнуть. Пусть закончится всё. Навсегда. Потому что ничего в их жизни из прошлого не осталось, а нового не создать, не построить новое на развалинах. И горькую память из сердца не вырвать. Так и будет сидеть там занозой.

Они легли, поделив одно одеяло на двоих. Обережница обняла колдуна, прижалась к нему всем телом. Они так спали уже. Как давно это было… Девушка уткнулась лбом мужчине в спину, он накрыл ладонью её руку, лежащую у него на плече.

— Потерпи, — сказала Лесана, не зная, что ещё к этому добавить.

…Она проснулась, когда рассвет едва забрезжил. Тамир лежал на спине, устремив застывший взгляд в потолок.

— Пора собираться, — сказал колдун.

Девушка вздохнула.

111

— Тьфу, вот же вонища! Тухлой рыбы ты туда что ли подмешал? — ругались обережники, по очереди зачерпывая из бочонка, который Руста любовно пополнял отварами всю седмицу.

Целитель хмуро смотрел на полуголых парней, остервенело размазывающих по поджарым телам смрадную жижу.

— А уж липкая-то! — плевались ратоборцы. — Руста, тебя ей намазать!

Лекарь лишь недовольно фыркал в ответ, перебирая сложенные в телегу мешки с травами.

Несколько возков в «торговом» поезде были крытыми. В них предстояло ехать обмазавшимся зельем воям. Этим же зельем протирали оружие, поручи и поножи из вареной кожи, напитывали пологи на двух особых телегах, чтобы даже острый волколачий нюх не мог учуять — сколько точно в обозе людей и какой «товар» они везут.

…Провожать обережников высыпала вся Цитадель. Пятнадцать телег набралось в обозе. Вели поезд трое ратоборцев: Клесх, Лесана и Дарен. Последнего хотели было обрядить простым странником, но могучий крефф нелепо смотрелся в мужицких портах и простенькой голошейке. А уж бугры мышц даже одежа не скрывала. Поэтому ехал он в облачении воя.

Лесана про себя радовалась, что её, в отличие от Бьерги не принудили вздеть бабское. Колдунья в скрывшем волосы покрывале, темной разнополке и женской рубахе смотрелась неузнаваемо. Стояла она в стороне, о чем-то беседуя с Нэдом, и глядел посадник на наузницу с такой нескрываемой любовью и тоской, что Лесане сделалось не по себе.

Донатоса тоже было не признать. В видавших виды портах, посконной рубахе и легкой свите казался он чужаком — хмурым, недовольным, желчного вида. Но Светла жалась к нему, словно не замечала угрюмости. Колдун подсадил девку в телегу и следом забрался сам. Дурочка радовалась предстоящему путешествию, что-то лопотала, пытаясь растормошить недовольного спутника. Тот лишь отмахивался.

Ихтор, одетый в такое же простое мужицкое платье, что и остальные, отличался от обережников лишь повязкой на лице, скрывающей изуродованную глазницу. Со стороны казалось, будто хворый ездил в крепость за помощью к лекарям, а теперь возвращается домой в надежде пойти на поправку.

Кони нетерпеливо фыркали, переступали с ноги на ногу. Суетились служки, рассаживались по обозам обережники, пересчитывали мешки со съестным, проверяли оружие.