Пленники Рубиновой реки

Сплетня, разнесшаяся по городу, обросла по пути извращенными деталями, мутировала приняв уродливую форму. Те же кумушки, которые с удовольствием смаковали подробности, так будто видели все собственными глазами, рассказывали о следователе, занимавшемся тем странным делом. По их уверениям мужчина сам оказался в психиатрической лечебнице после того как побывал на месте преступления.

Вера не хотела думать, что он мог увидеть тоже, что когда-то видела она, отчего много лет просыпалась ночами с криком и долго не могла успокоить сбившееся дыхание. Сон, в котором она оказывалась посреди леса, где кроме нее – ни одной живой души. А на толстой ветке раскачивается в петле повешенный без лица.

Мать пыталась ей помочь, водила к дядечке с открытым добрым лицом. Дядечка погружал Веру в состояние гипноза, снова и снова отправляя в кошмар, заставлял всматриваться в темное пятно, приказывал увидеть, что прячется в живой мгле. Вера не понимала, чем ей может помочь такой метод, но ослушаться не смела.

Она так и не смогла оправдать надежд доктора, как не старалась. После сеансов он просил ее выйти, ждать за дверью. Вера послушно ждала, пока мать выслушивала о нестабильном состоянии психики подростка, что-то о гормонах и сильнодействующих препаратах способных купировать приступы истерии.

Лекарства Вера выбрасывала в окно, как только мать отворачивалась. Кто знает, может быть, принимай она их, кошмар бы исчез. Но Вера боялась, что исчезнет она сама.

На прием к доброму дядечке ее больше никогда не водили. Вера перестала рассказывать о страшных снах и мать от нее отстала. Она больше не смотрела на дочь с плохо скрываемым страхом, из ее взгляда ушла настороженность. Мать решила, что сделала все, что могла и на этом успокоилась. Вот только кошмары никуда не пропали, а затаились до поры.

И снова вернулись в день второго пришествия Марка Воронова.

Вере вдруг захотелось выйти на балкон и закричать во все горло. Может с криком выйдет та боль, что засела у нее внутри? Почему у нее не может быть все как у нормальных людей? Чем она заслужила такие испытания?

Мать подняла на нее руку всего раз, аккурат в ночь, когда Вера вернулась домой с замолчавшим вдруг Мишкой.

– Где вы были? – голос матери звучал едва слышно, чуть вибрируя.

Вера не пыталась обманывать, изворачиваться и рассказала всю правду. Такой реакции она не ожидала. Мать вдруг побледнела, как-то резко осунулась. Даже радужки глаз будто бы выцвели. Она молча, без предупреждения принялась хлестать ничего непонимающую дочь по щекам.

Вера кричала, плакала, пыталась закрыться от ударов, которые сыпались на нее подобно граду. Прекратилось все внезапно. Мать с той же яростью, что избивала ее только что, принялась обнимать, целовать и выпрашивать прощения.

Простить Вера не смогла, как не пыталась.

Внешне ничего не изменилось, но с того самого дня между ними выросла гора. Наверное, они могли бы что-то исправить, если бы пошли навстречу друг другу к вершине, но это оказалось слишком тяжело как для Веры, так и для матери. Так и жили под одной крышей родные люди, ставшие в одночасье чужими.

Через три месяца Мишку поместили в лечебницу для душевнобольных. Он не произнес ни единого звука с той самой ночи. Врачи лишь разводили руками, пытаясь успокоить хотя бы тем, что физически он совершенно здоров.

Мишка изменился не только внутренне, но и внешне. Из розовощекого, улыбчивого парня он постепенно превратился в собственную тень. Он почти не ел, наотрез отказывался пить воду. Бросал в стену предложенную кружку, после чего садился на пол, подтягивал колени к подбородку и раскачивался, уставившись в одну точку. Мишка буквально таял с каждым днем, и Вера боялась проснуться однажды утром и обнаружить вместо брата пустую оболочку.

Она могла часами сидеть с ним рядом, рассказывать о всяких пустяках, только бы не молчать. Не погружаться в тот мир, в котором блуждала Мишкина душа. Вера не представляла какие он испытывает чувства, но просто знала, там, где он находился – темно и холодно. Там никого нет и даже бесплотные тени не могли пробраться к нему, потому что это – его личный мир, куда другим вход заказан.

С каждым днем становилось только хуже. Вера несколько раз отнимала у брата нож, которым он пытался разрезать себе запястья. Он не был агрессивным, спокойно отдавал нож и возвращался в свою комнату. На Веру при этом смотрел с такой тоской, что у нее сжималось сердце. Она хотела ему помочь и не могла.

И это было хуже смерти.

Утром она едва смогла оторвать голову от подушки. Со стоном повернувшись к будильнику, поняла, что проспала. Телом ее овладела слабость, не нашлось сил даже дотянуться до телефона. Попыталась позвать мать, но вспомнила в каком состоянии оставила ее вчера и едва не разрыдалась.

А уже в следующую секунду ее укрыло будто мягким, невесомым покрывалом, безразличие и Вера, откинувшись на отчего-то мокрую подушку, провалилась в темноту.