Пленники солнца

Зная, что Мая находится между жизнью и смертью, я не мог не то чтобы вспоминать какие-то детали последних четырех месяцев, я не мог дышать нормально. В груди пекло, легкие давило, а в голове стоял туман. Если она не выживет, зачем тогда мне все это? Как я смогу существовать, потеряв её навсегда. В тот день, когда стрелял в неё, времени на размышления не было, а теперь когда весь груз случившегося и его последствий обрушился на меня бетонной плитой, меня словно парализовало. Она должна выкарабкаться, должна жить.

Дальнейшее сотрудничество с ОБСЕ стояло под ударом и тогда меня отвезли в поликлинику. До сих пор помню чувства во время приближения к палате где лежала Пчёлка. Меня бросало в пот, кровь раскаленной магмой обжигала вены и с каждым шагом становилось все страшнее. Боялся увидеть её и осознать, что действительности могу навсегда потерять свою Пчёлку. Набравшись смелости вошел в палату и обомлел.

Посреди больничной койки в трубках и датчиках, лежала бледная и осунувшаяся Мая. Она выглядела совсем маленькой и хрупкой. Увидев её, ощутил как последние силы покидают меня. Ком подкатил к горлу и я с трудом сдерживал его, не давая плотине, сдерживающей слёзы прорваться. При моей девочке нельзя плакать. Это ей не поможет выздороветь. Присел на колени, перед её кроватью, осторожно, стараясь не оборвать трубки, обхватил хрупкую девичью ладонь своими и прикоснулся к ней губам.

— Девочка моя, — хрипло шептал. — Сильная моя, любимая, вернись ко мне. Прошу не покидай. Мы вместе пройдем этот путь. Медленно шаг за шагом будем возвращаться к жизни. Без тебя мне не справится. Я люблю тебя, Пчёлка. Ты нужна мне.

И целовал ее руку, каждый палец и молился. А потом меня увезли обратно в заключение. И оттуда возили к Мае каждый день до тех пор пока она не пришла в себя. И вот тогда я испытал облегчение и в то же время стало невыносимо горько, потому что Мая отказалась со мной встречаться. Так и передала врачам, что не может видеть меня.

Всё случившееся с нами не просто сломало Пчёлку, а растоптало в мелкое крошево её дух. Работающие с ней психологи разговаривали со мной о её состоянии. Она понимала верность моего поступка и благодарила меня за тот выстрел, не давший убить множество невинных людей. Но в то же время, она не могла мне его простить из-за смерти мамы. Винила себя в ней и тревожилась за жизнь папы и моих родителей. Мы жили словно на пороховой бочке, ожидая следующего удара от Хаммада.

Не имея возможности поговорить с Маей лично, впервые после несостоявшегося теракта ощутил такую дикую ярость на араба, что позволил выплеснуть её не только в крик и неконтролируемые удары о стены камеры, но и в нужное русло. Ублюдок должен быть уничтожен. Он не может просто жить, жрать свои изысканные блюда, трахать баб и творить любые бесчинства ломая жизни и судьбы людей. Эта мразь должна поплатиться за все свои прегрешения. И я сделаю все возможное, чтобы справедливость восторжествовала.

Тогда был заключен новый договор с ОБСЕ. Им требовалось мое участие, а мне гарантированная свобода по окончании следствия для Маи и меня, и защита наших родственников. Они приняли условия и сделали меня консультантом в этом деле.

Охота на Хаммада бен Ахмада Аль Муджтабу в миру порядочного бизнесмена и политика, а в подпольных кругах крупнейшего торговца людьми, оружием и главарём террористической организации шла многие годы. И ни разу международным спец службам не удалось приблизиться к нему ни на йоту. Он знал все ходы противника на несколько шагов вперед. И мы с Маей стали для них настоящим подарком. К тому же, как выяснилось позже, в день назначенных взрывов, им удалось перехватить еще нескольких людей араба. Службы знали о готовящемся теракте. Но никак не могли выяснить день и место. Зато сумели отыскать штаб-квартиру. Больше половины бойцов Хаммада полегло при захвате, двоих же удалось взять живыми. Правда о сотрудничестве те и слушать не хотели, но у спец служб были свои методы и сдаваться они не собирались.

Агенты ОБСЕ хотели привлечь в это дело и Пчёлку, но её ментальное состояние находилось в таком шатком состоянии, что любое неверное слово могло погрузить Маю в состояние невозврата. Она могла закрыться у себя в голове в каком-то одной ей известном безопасном месте и никогда мы бы не вытащили её обратно. А я не мог этого допустить. И тогда, я сделал все возможное, чтобы для поимки ублюдка хватило только меня.

День за днем, ночь от ночи я считал минуты, ждал когда смогу расквитаться с человеком сломавшим Маю, сломавшим нашу жизнь. Никогда мне не приходилось испытывать такого тёмного и всепоглощающего чувства ненависти. Только эта мразь, по ошибке считающая себя человеком, сумела пробудить во мне все самое худшее, то чему без него невозможно было проявиться на свет.