Пленница

– Всю? – уже более заинтересованно произнес Алексей, поморщившись и снимая оружие. Он положил палаш на небольшой столик и сел в кресло, вытягивая уставшие ноги. То, что брат его был одержим азартными играми, Алексея давно уже не удивляло. И известие, что брат нынче проиграл деревню, отчего-то вызвало в гудящей голове молодого человека лишь досадную, неприятную мысль о том, что теперь их состояние уменьшилось на несколько сотен душ.

– А еще Нестора да Гаврилу-повара проиграл. Хорошие парни, жалко их!

– Ох, нянюшка, что вы от меня-то хотите? Ну проиграл и проиграл, – пожал безразлично плечами Алексей, откидывая гудящую от вина голову на спинку сиденья и зевая.

– А потом этот неслух, братец-то ваш, предложил на Дунюшку нашу сыграть. Она как раз прислуживала им. Дак…

– Что?! – прохрипел Олсуфьев и тут же выпрямился в кресле, протрезвев.

– Я и говорю, Алешенька, Евдокию-то он тоже проиграл, – промямлила уже сквозь слезы старуха, утирая платком лицо.

– Да говорите вы все толком, няня! – взорвался Алексей, вскочив на ноги и устремив лихорадочно загоревшийся взор на старуху. – Ничего не пойму! С кем Михаил играл-то?

– Да с Иваном Семеновичем Васильчиковым, братцем любимца царицы нашей. Да этот нехристь все выигрывал да выигрывал. А как нечего было уже ставить Михаилу Ивановичу, так он на крепостных играть начал. Говорила я ему, что не по-людски это. Дак он меня выгнал из гостиной. Вот так-то няню свою дурой обозвал, а ведь я его с пеленок растила, голубчика…

– Дуня где? – перебил ее вновь Алексей. Старуха подняла на него выцветшие глаза и произнесла:

– Так увез ее этот барин еще час назад. Да все приговаривал, что уж больно хороша девка.

У Олсуфьева потемнело в глазах, едва он представил светловолосую девушку с кроткими глазами в объятьях другого. Он нецензурно выругался и начал стремительно натягивать портупею, которую только что снял. Уже через минуту он вылетел из гостиной.

– Что-то я не пойму, чего вам надобно, милостивый государь? – высокомерно осведомился пьяный Васильчиков и развалился в кресле. Связи и положение в обществе, а вместе с тем родство с нынешним фаворитом императрицы, давали право Васильчикову почти с пренебрежением разговаривать с Олсуфьевым, который стоял в напряженной позе всего в нескольких шагах от него.

– Мне нужна девица, которую вы сегодня выиграли в карты у моего брата Михаила Ивановича Олсуфьева! – пророкотал Алексей, нервно теребя край военного камзола.

– Ого! – воскликнул Иван Семенович и нагло добавил: – Девица моя, а ты, братец, проваливай лучше подобру-поздорову.

– Я денег за нее дам, и не малых, – произнес, не задумываясь, Алексей.

– Да неужели?

– Сотню рублей дам.

– И всего-то? – как-то ехидно заметил Васильчиков, прекрасно осознавая, что это довольно крупная сумма, ведь средняя цена за крепостного составляла рублей тридцать.

– Полтыщи золотом получите, завтра же! – выпалил нервно Олсуфьев, кусая губы. – Только Дуню верните, Христом Богом прошу!

– Неужели девка стоит таких деньжищ? На них дюжину крепостных мужиков с семьями купить можно.

– Не ваше дело, сударь! Так вы согласны или нет? – еле сдерживаясь, пророкотал Алексей, кладя руку на рукоять палаша.

– Не пойму я вас, милостивый государь. Не спорю, девка красивая, но неужто и впрямь готовы за нее такие деньги выложить? Ваш братец всего за пятьдесят рублев на нее играл.

– Две тысячи дам. Только верните ее! – воскликнул Алексей, утирая холодный пот со лба.

Иван Семенович, отчетливо видя, что поручик Олсуфьев явно заинтересован в девице, хитро прищурился. Подлая натура Васильчикова тут же подсказала гадкую шутку. Желая подразнить Олсуфьева и упиваясь видом искаженного лица поручика, он, мерзко ухмыляясь и медленно растягивая слова, произнес:

– Я так вам скажу, милостивый государь. Девку я продавать вам не стану. Сам еще с нею не побаловался. А вот как натешусь, так, может, и поговорю с вами…

Олсуфьев побагровел от бешенства и пророкотал:

– Тогда защищайтесь, сударь! – в следующий миг Алексей вытащил палаш из ножен и кинулся на Васильчикова.

Потасовка закончилась быстро. Уже через минуту Васильчиков лежал на персидском светлом ковре, истекающий кровью, со смертельными ранами. Олсуфьев, обезумев, даже не дал своему обидчику возможности взять в руки оружие и хладнокровно бросился на него, намереваясь непременно убить негодяя, который вознамерился забрать у него обожаемую Дунюшку.

Затем, замахнувшись палашом и на слуг, которые испуганно расступились, а минутой ранее влетели в гостиную, заслышав странный шум, Алексей выбежал в парадную и, до смерти напугав одну из горничных, велел вести его к Дуне. Горничная еле живая от страха и удерживаемая за плечо железной хваткой Олсуфьева, привела его в одну из комнат на втором этаже, а именно, в темную спальню, где на полу сидела девушка в простом платье и жмурилась от яркого света. Едва они вошли, и Дуня разглядела Алексея Ивановича, она радостно вскрикнула и, вскочив, бросилась ему на шею.

– Я знала, что вы придете… – пролепетала она, когда Олсуфьев яростно сжал ее в объятьях, уткнувшись лицом в светлые волосы.