Пленница

— Она говорит, что Нганга не приедет, — печально перевела та. — Он арестован за пособничество белым оккупантам и организацию нашего незаконного пересечения границы. Она говорит, что Нганга в тюрьме.

* * *

В пять утра всем туристам-страдальцам разрешили наконец-то разойтись по своим бунгало. У входа в каждое жилище поставили по солдату с автоматом, и Тути перевела запрет выходить на улицу без особого разрешения.

— А душ? — спросила Натка.

— А еда? — спросила Вера. — У нас же дети.

— Еду разнесут, — ответила Тути грустно. — Воду тоже. Душ запрещен. Выходить из домиков запрещено. Общаться друг с другом запрещено.

— Мы — граждане иностранного государства, мы требуем вызова консула для защиты наших интересов. — Натка пробовала говорить грозно, но получалось у нее не очень. — Моя сестра — юрист, судья, я знаю нормы международного права.

— В нашей стране нет представительства Российской Федерации, — объяснила Тути грустно. — Ближайший консул находится в Эритрее, но я думаю, что никто здесь не согласится передать ему информацию о том, что тут с вами происходит.

— Надя, спроси у нее, что нам делать? — потребовала Вера дрожащим голосом. — Боже мой, мы же с детьми.

— Она говорит, что наши родственники в России должны начать бить тревогу. Другого пути нет, — перевела ответ Надя.

На этом им запретили общаться и проводили по их домикам. И если Вера, Гена, Петя и Паша были вчетвером, а Надя и Дима хотя бы вдвоем, то Натка осталась совсем одна. Решив, что сейчас все равно ничего толкового не придумает, она легла снова спать, потому что из-за того, что их разбудили среди ночи, а может, из-за объема свалившейся на нее информации, голова у нее была тяжелая, практически чугунная.

Правда, помня о том, как неуютно она чувствовала себя, оказавшись перед солдатами практически раздетой, перед тем как лечь, Натка стащила с себя заляпанную кровью футболку, надела лифчик, джинсы и легкую рубашку, закрывающую плечи и руки. Вьетнамки вместе со всей остальной одеждой она убрала в чемодан, а на ноги натянула балетки, в которых можно было ходить, не боясь содрать ноги на камнях. Теперь она была полностью готова к любым неожиданностям.

Проснулась Натка, когда солнце стояло уже высоко. На часах было одиннадцать утра, это по Москве, значит, тут девять. Она достала телефон из заднего кармана брюк. Превратившись без связи в кусок металла, время он все-таки показывал исправно. Ну да, начало десятого, теперь понятно, от чего так хочется есть.

Словно в ответ на ее мысли дверь бунгало распахнулась. Она теперь вообще не запиралась изнутри, крючок ночью был вырван с мясом. В домик заглянул солдат, поставивший на порог поднос с завтраком. Никаких булочек, лепешек, мяса, сока и фруктов там не было и в помине, равно как и бутилированной воды. На подносе стояла миска с вареным бурым рисом и металлическая кружка с водой. Все!

— All inclusive, — пробормотала Натка с отвращением, которое относилось к самой себе. — Съездила в недорогой тур, называется. Повелась на заманчивое предложение. Вот уж отдохнешь на полную катушку. И сдачу сможешь себе оставить.

Себя стало невыносимо жалко, а еще захотелось закрыть глаза, а потом открыть их и оказаться дома, вместе с Сенькой и Настей, рядом с верным Костей, и чтобы кот Венька что-нибудь разбил, а они опять ругали его за то, что он такой шкодный и неуклюжий. И в гости пришла сестра Лена с племянницей Санькой, и та тарахтела, рассказывая про свой дурацкий блог, а сестра ругала бы Натку за то, что та опять совершила какое-то безрассудство и ее снова нужно вытаскивать из проблемной ситуации.

Натка все бы сейчас отдала, чтобы рассудительная и мудрая Лена, судья Елена Сергеевна Кузнецова, сейчас оказалась рядом. Но нет, никого не было в тростниковом домике, кроме несчастной Натки и стерегущего ее за дверью солдата. Слеза полилась и капнула в миску с рисом.

Нет, так не годится — нужно поесть. Она взяла ложку и начала без всякого аппетита глотать безвкусное разваренное месиво, в которое даже соли не положили. Тем не менее подкрепиться стоило, поскольку, что будет дальше, Натка даже приблизительно не представляла. Она доела рис, запила его водой, стараясь не думать о ее источнике, после чего открыла дверь и поставила поднос с посудой на порог.

Солдат у входа было уже трое. При виде нее они осклабились, загоготали в голос, отпуская какие-то шуточки, Натка была уверена, что сальные. Внутри ее начал расти гнев, с которым она не могла справиться, хотя и понимала, что это недальновидно.

— Что вы ржете? — громко спросила она. — Я спрашиваю, что лыбишься, скотина?

Ее речи солдаты, разумеется, не понимали, но смысл сказанного, видимо, был понятен по интонации. Они мигом перестали улыбаться, встали с корточек, втолкнули Натку внутрь бунгало и вошли следом. Один стал в дверях, полностью перегородив выход, а два других деловито вытащили Наткин чемодан, открыли молнию и начали копаться в нем.

— Эй, вы что такое делаете? — закричала Натка, но ее снова ткнули в грудь, отчего она отлетела в сторону кровати.