Значит, у Лютеции ничего не вышло! Получила стервозина от ворот поворот! Брюн хотелось рассмеяться и крепко обнять Эрика — она и сама не знала, почему. Ведь ревновать, особенно в ее случае, было бы как минимум неуместно. Тем более, радоваться поражению соперницы, хотя какая Брюн соперница Лютеции, этой светской львице, этой красавице, этой… Эрик, похоже, почувствовал перемену в настроении Брюн, потому что приподнялся на локтях и спросил:
— Что-то не так?
— Что? — переспросила Брюн. Ей хотелось петь, вся душа пела.
— Ты странно на меня смотришь, — ответил Эрик. — Вот я и спросил, что случилось.
Было ясно, что он не отстанет, не получив ответа, и Брюн решила ответить правду:
— Хорошо, что ты здесь. Я этому рада.
Улыбка Эрика вдруг стала очень искренней, словно он был рад услышать от Брюн именно эти слова.
— Я не уйду, — сказал он. — Я тебя не оставлю.
В груди сразу же стало жарко, щеки вспыхнули румянцем, и Брюн испугалась, что Эрик заметит это смущение — но в комнате, должно быть, было недостаточно светло.
— Вот и хорошо, — вздохнула Брюн и поспешила добавить: — Вместе не так страшно во всем этом…
Эрик осторожно привлек ее к себе. Это было странное объятие — не дружеское, не любовное, что-то среднее, и Брюн подумала, что так и должно быть. Она повела плечами, удобнее устраиваясь в руках Эрика, и спросила:
— Что мы будем делать? Прятаться здесь?
В груди по-прежнему теснило, становилось трудно дышать. Растаявший сон до сих пор владел и душой, и телом Брюн, и она отчаянно боялась, что Эрик поймет, почему она так дрожит, почувствует, как ей хочется, чтоб он дотронулся до нее иначе.
— Какое-то время придется, — ответил Эрик. — Королева хочет узнать, как именно Тобби добился манипуляции с сознанием. Буду надеяться, что он меня не выдаст.
— Нет. Не выдаст. Потому что мы ему еще нужны… — сказала Брюн, изо всех сил стараясь не думать о том, что тепло, разлитое в ней, становится мучительным, что тело желает, почти молит о том, чтоб его заполнили — просто для того, чтоб понять, где сон, а где явь.
А потом их лица оказались слишком близко, и Брюн сама не поняла, что произошло, и как так получилось, что мгновение назад они с Эриком просто смотрели друг на друга и о чем-то говорили, а спустя миг уже целовались.
Все происходило будто бы само по себе. Тело Брюн обрело собственную волю, неожиданно плавно и умело разместилось так, что Эрик оказался сверху, между раскинутыми ногами девушки. Брюн слегка сдвинула колени, словно обозначала притязание: ты мой — и Эрик, сумев-таки оторваться от ее губ, произнес:
— Я тобой не манипулирую, Брюн. Поверь мне. Это не я.
Некоторое время они просто смотрели друг другу в глаза, и Брюн, чувствуя, как пальцы Эрика скользят в ее волосах, мягко поглаживая голову, вдруг испугалась того, что происходит.
— Я знаю, что не манипулируешь, — наконец, откликнулась она. — Я сама этого хочу.
Эрик вдруг грустно улыбнулся и произнес:
— Тобой управляют, Брюн. Мной тоже, но в меньшей степени.
Чего-то в этом роде она и ожидала, и это явно были проделки Альберта. Сперва он наслал на нее бесстыдный сон, а затем подложил под своего брата уже наяву.
— Это Альберт, да? — предположила она и дернулась, пытаясь освободиться. Эрик не протестовал.
— Да. Его работа. Работа мага-визуала с образами плюс немного приворотных артефактов, — сказал он, когда Брюн на всякий случай устроилась от него подальше. — Тебе наверняка что-то снилось…
Да, снилось, вот только Брюн сгорит от стыда, если Эрик узнает, что именно она видела во сне. На нее словно вылили ведро ледяной воды — наваждение исчезло, Брюн опомнилась, и теперь ей владел только стыд.
— Ужасно, — прошептала Брюн. — Это ужасно.
— Визуальная магия работает только с тем, чего ты действительно хочешь, — произнес Эрик. — Вынимает на поверхность твои потаенные желания…
— Нет! — воскликнула Брюн и с ужасом взглянула в лицо Эрика: растерянное и честное. Он смотрел на нее так, словно хотел сказать что-то, что скрывал от самого себя.
— Меня влечет к тебе, это правда, — продолжал Эрик. — Ты действительно нравишься мне, Брюн, поэтому я сегодня ушел от Лютеции. Мне не нужны суррогаты, я хочу настоящее чувство.
— Тогда почему ты остановился сейчас? — прошептала Брюн, не слыша своего голоса. Эрик улыбнулся. Протянул руку, погладил Брюн по запястью.
— Потому что хочу, чтоб мы были вместе по собственной воле, — ответил он. — Чтоб нас не подталкивали копьями в спину. Не ты одна видишь сны…
— Эрик… — только и смогла проговорить Брюн. Сейчас ей хотелось сделать две вещи: обнять Эрика и придушить Альберта. Оторвать голову этому змею и засунуть туда, куда солнце не заглядывает.
«Не кипятись, — посоветовал внутренний голос. — Тебе ведь было хорошо, не так ли?»
Брюн не хотелось об этом думать.
В коридоре послышались шаги, и в дверь едва слышно поскреблись. На пороге обнаружился Альберт — бледный, растрепанный, было понятно, что он по-настоящему потрясён.
— Все! — воскликнул он и махнул рукой. — Тобби дает признательные показания, не выдержал!