Пленница былой любви

Собрав остатки сил, я поползла на руках, волоча за собой обессилевшие ноги. Махтаб пыталась тащить меня. Я царапала локти о твердый холодный цемент. Взгляд мой был устремлен на спасительную, как мне казалось, дверь хибары.

Кое-как мне удалось добраться до порога. Только тогда Мосейн обратил на меня внимание. Он и еще кто-то втащили меня в дом. Я кричала от боли, когда Мосейн стягивал сапоги с моих ног. Мужчины положили меня и Махтаб перед гудящей печью.

Прошло много, очень много минут, прежде чем я смогла пошевелиться. Я неподвижно лежала, стараясь впитать как можно больше тепла от огня.

Тепло медленно возвращало меня к жизни. Я могла уже улыбаться Махтаб. Удалось! Мы были в Турции!

Наконец я смогла сесть. Начала двигать пальцами рук и ног, чтобы восстановить кровообращение. Наградой была сильная, жгучая боль.

Приходя постепенно в себя, я осмотрелась. И снова мной овладело беспокойство. Дом был полон мужчин. Да, мы были уже в Турции, но снова сданные на милость презирающих закон контрабандистов.

Возможно, почувствовав растущий во мне страх, один из мужчин принес нам с Махтаб горячий чай. Я взяла в рот несколько кусочков сахара и цедила чай через сахар на иранский манер. Обычно я пью чай без сахара, но сейчас мне нужны были силы. Я уговорила Махтаб, чтобы она тоже подкрепилась таким образом. Помогло.

Прошел еще час, пока я наконец почувствовала, что могу подняться. Я неуверенно встала на ноги. Увидев это, Мосейн кивнул головой, пригласив нас пойти за ним. Он снова вывел нас в морозный серый рассвет.

Мы вошли в помещение, где были женщины и дети. Одни разговаривали, другие, завернутые в одеяла, спали на полу.

Когда мы появились, к нам подошла одна из женщин. Мосейн сказал мне по-персидски:

– Это моя сестра.

Он подложил дров в огонь.

– Завтра мы забираем вас в Ван, – предупредил он и ушел.

В Ване контрабандисты покидали нас. Нам уже надо будет рассчитывать только на собственные силы.

Сестра Мосейна принесла толстые пуховые одеяла и нашла для нас место на занятом уже полу возле стены и в отдалении от огня. Хибара была сырой. Мы с Махтаб прижались друг к другу под одеялами.

– Мы в Турции. Мы в Турции, – повторяла я. – Ты можешь в это поверить?

Махтаб уснула. Она была счастлива в моих объятиях, а я искала в этом доверчивом спокойном сне силы для себя. Голова по-прежнему гудела. Каждая клеточка тела болезненно пульсировала. Я была голодная как волк. Иногда я забывалась тревожным сном. Большую часть времени я провела, молясь и благодаря Бога за то, что он привел меня сюда. Я просила его о дальнейшей помощи. «Прошу тебя, Боже, будь с нами остаток дороги, – умоляла я. – Только с твоей помощью мы сможем все выдержать».

Около восьми часов утра пришел Мосейн. Он выглядел отдохнувшим после нескольких часов сна. Махтаб просыпалась медленно. Наконец вспомнила, что мы в Турции, и тотчас же вскочила, готовая отправиться дальше.

Я тоже почувствовала себя новорожденной. Мы были в Турции. Махтаб была рядом со мной. Все мое тело болело, точно было избито, но при этом пальцы рук и ног вернулись к жизни, я их ощущала. Мосейн вывел нас из дома к совершенно новому виду транспорта – с цепями на колесах. Мы забрались в кабину.

Мы ехали по узкой горной дороге, вьющейся серпантином по краю крутых обрывов. Там не было никаких балюстрад, предохраняющих от падения в пропасть. Мы все время спускались, углубляясь в территорию Турции и отдаляясь от Ирана.

Вскоре мы остановились у двора, уткнувшегося в горный склон. Мы вошли внутрь, где нас ждал завтрак, состоящий из хлеба, чая и снова острого елкого сыра. Хотя я была голодна, но съела совсем немного, выпив зато несколько стаканов очень сладкого чая.

Женщина принесла для Махтаб кружку горячего козьего молока. Махтаб попробовала и сказала, что хочет чаю.

Появилась очень толстая женщина, седая, беззубая, вся в морщинах. На вид ей можно было дать около восьмидесяти лет. Она принесла одежду для меня и Махтаб.

В бездействии снова ко мне пришло беспокойство. Я поинтересовалась, не случилось ли что-нибудь, и узнала, что Мосейн пошел в «город» за машиной. Мне также объяснили, что старая женщина, которая помогла нам одеться, это мать Мосейна. Здесь была и его жена. Это объясняло одну из загадок: Мосейн был турком, а не иранцем. А на самом деле, как я убедилась, не был ни тем, ни другим, потому что принадлежал к курдам и не признавал границы, которую мы пересекли ночью.

Возвращение Мосейна вызвало оживление. Он вручил мне небольшой пакет, завернутый в газету, и позвал нас в машину. Я быстро втолкнула пакет в сумку и поблагодарила мать Мосейна за гостеприимство, но она, к моему удивлению, забралась вслед за мной на заднее сиденье, подав знак отъезжать.

Один из контрабандистов сел за руль, а рядом с ним – молодой парень. Женщина практически закрыла Махтаб. Возможно, так все и было задумано. Мать Мосейна явно воспрянула духом за время этого бешеного спуска. Она беспрерывно курила турецкие папиросы.