Пленница былой любви

– Шамси! Зари! – возбужденно воскликнул он. Со своими сестрами Муди давно потерял связь, и сейчас искренне радовался встрече с ними. Мне с первого взгляда понравилась Шамси Наджафи, еще до того, как я узнала подробности ее жизни. Она носила чадру, но совершенно иного типа, чем те, которые я видела: ее чадра была сшита из тонкого прозрачного гипюра. На ней были черная юбочка и розовый свитерок по западной моде. И разговаривала она со мной на безукоризненном английском языке.

Восторгу Муди не было предела, когда он узнал, что муж Шамси работает хирургом в одной из частных клиник Тегерана.

– Может быть, доктор Наджафи устроит тебя к себе на работу, – заметил ага Хаким.

И еще я узнала нечто, что меня очень обрадовало: Шамси и Зари десять месяцев в году жили в Америке. Доктор Наджафи делил свое время между двумя странами. Шесть месяцев в году он проводил здесь, где, работая частным образом, получал огромные гонорары, а другую половину года – в Калифорнии. Зари была на пятнадцать лет старше Шамси. Овдовев, она стала жить с сестрой. Ее английский не был столь совершенным, как у Шамси, но и она показалась мне очень милой. Обе женщины считали себя американками.

Ужинали мы сидя на полу. Я прислушивалась к разговорам, которые велись то на персидском языке, то по-английски, и осталась довольна. Зари спросила Муди:

– Как твоя сестра относится к Бетти?

– Ну, не все у них гладко складывается, – ответил он.

Шамси набросилась на Муди.

– С твоей стороны нехорошо вынуждать жену общаться с такими людьми, как твоя сестра, – сказала она. – Я знаю ее и понимаю, что Бетти никогда не найдет с ней общего языка. Она всегда будет недовольна Бетти. Они принадлежат к слишком разным культурам. Я убеждена, что Бетти ее не терпит.

Несколько оскорбленный порицанием женщины, Муди, однако, согласился с ней.

– Да, это было нехорошо, – ответил он.

– Вам нужно вернуться домой, – сказала Шамси. – Почему вы так долго живете здесь?

В ответ Муди пожал плечами.

– Это ошибка, – продолжала Шамси. – Не глупи, возвращайся.

Зари поддержала сестру.

Муди снова молча пожал плечами.

«Нам нужно проводить больше времени с этими людьми», – подумала я.

Когда мы собирались уходить, Муди сердечно позвал их к нам на ужин.

Мне хотелось убедиться, что это приглашение было чем-то большим, чем та'ароф.

– Ты знаешь, они действительно мне очень понравились, – сказала я по дороге домой. – Давай пригласим их как можно скорее.

– Хорошо, – согласился он, умиротворенный вкусной едой и приятной встречей.

Наконец начальник моего мужа сообщил, что ему начислена зарплата. Деньги переведены на счет в банке, в котором Муди нужно было лишь сослаться на регистрационный номер.

Возбужденный, он сразу же пошел в банк, чтобы получить первую зарплату после почти годового пребывания в Иране. Однако там его проинформировали, что денег на счету нет.

– Но мы же перечислили туда деньги, – уверял Муди начальник администрации клиники.

– На счету нет денег, – упрямо твердил банк. Муди неоднократно путешествовал туда и обратно, все более распаляясь, пока в конце концов не понял причину недоразумения: бюрократия. Вся бухгалтерия в Иране ведется вручную. Он пришел в бешенство, узнав, что свои деньги должен будет ждать еще около десяти дней.

– Чтобы навести порядок в этой паршивой стране, потребовалась бы атомная бомба! Ее надо стереть с карты мира и начать создавать заново! – кричал он дома.

Позднее у него появилось еще больше причин для гнева. Когда деньги наконец пришли, оказалось, что сумма значительно меньше, чем обещали. Кроме того, клиника пользовалась особой системой оплат. Муди рассчитал, что, работая два дня в неделю, он может получить столько же, сколько в шестидневном цикле дежурств в клинике. Он заявил, что будет работать только по вторникам и средам, и таким образом высвободил время для своей частной практики.

Он прикрепил к дверям табличку на персидском языке: «Д-р Махмуди. Американский диплом и практика. Специализация – обезболивание».

Его племянник, юрист по профессии, зайдя к нам домой и увидев объявление, поднял крик.

– Не делай этого! – говорил он взволнованно. – Это рискованно, заниматься практикой без разрешения. Тебя арестуют.

– Меня это не беспокоит, – ответил Муди. – Я ждал столько времени, но никто и пальцем не шевельнул, чтобы решить мой вопрос. Я не собираюсь больше ждать.

Если бы даже Муди и опасался, что мы с Махтаб попытаемся сбежать, то он все равно не смог бы что-либо предпринять. Сейчас он нуждался в нас больше, чем когда-либо. Мы были его семьей, единственными близкими ему существами. И это давало шанс.

Мы жили недалеко от центральной улицы, на которой находилось три продуктовых магазина. Один из них – супермаркет. Конечно, он не шел ни в какое сравнение с себе подобными в Америке, но в нем все же можно было купить основные продукты. Всегда здесь были фасоль, сыр, кетчуп и приправы. По определенным дням – молоко и яйца. Второй магазин торговал сабзи. В третьем продавали мясо.