Пленница чужих иллюзий

Виталий схватил Надю за руку и повел за собой, за угол, где решительно распахнул дверь и втащил ее в душную и провонявшую перегаром и табачным дымом утробу киоска.

Продавщица лежала вниз лицом на полу, уткнувшись в кусок пенопласта, служившего утеплением пола. Блондинка с непрокрашенными темными корнями волос, полная, в свитере и длинной вязаной юбке, обмотанная вокруг бедер пуховым платком, она напоминала бесформенностью мешок картошки.

Над ее головой, на противоположной стене от окошка, громоздился товар (тяжелые коробки с соком, бутылки с напитками), выставленный на сваренных самодельных металлических полках, об угол одной из которых продавщица и ударилась.

Белый пенопласт прямо на глазах Нади окрашивался льющейся темно-красной кровью.

– Виталя? За что ты ее? – спросила Надя, не сводя глаз со своего возлюбленного, вытряхивающего из картонной коробки выручку и рассовывающего деньги по карманам.

– Пойдем, зайка, нам надо спешить… У нас поезд…

– Она мертвая, мертвая… Она не дышит. Ты слышишь? Ты ее убил! Мы ее убили!!!

И Надя тихо заскулила.

2. Борис. Саратов, 2014 г

Следователь прокуратуры Борис Петрович Гладышев, худощавый брюнет с синими глазами, в толстом черном свитере и джинсах, посмотрел на часы. Допрос обвиняемого длился почти три часа. Сейчас почти восемь вечера. Надя давно покормила детей ужином, и они поджидают его всем семейством. Старший Владимир восьми лет и младший Денис, которого они все привыкли звать Дени, четырех лет. Его мальчики, его счастье, его отрада. Глядя на них, на Надю, невольно задумаешься о существовании Бога и станешь молить его, чтобы только с ними никогда и ничего не случилось. Чтобы не́люди прошли мимо них. А их много – полные тюрьмы, и все это реальность, которой им надо остерегаться. Уж Борис-то знает о них все. Убийцы, насильники, извращенцы, маньяки… Сколько он их уже видел-перевидел и сколько лет сдерживался, чтобы не расправиться с ними прямо здесь, в кабинете.

Он подошел к окну, распахнул его, впуская морозный январский воздух. Пусть кабинет проветрится. Может, конечно, этот Котельников и не убивал свою жену, но алиби-то нет… Да и мотив имеется – все окружение твердит, что у него, молодого директора трикотажной фабрики, была и есть любовница, хозяйка мехового салона, Тамара Будник.

Ладно, хватит уже об этом.

Свежий воздух заполнил кабинет, вытесняя притаившиеся по углам обрывки лживых фраз, произнесенных Котельниковым, горький дух табака и запах самого преступления.

Все думают, что Борис толстокожий, что он давно уже привык к трупам и никак внешне не реагирует даже на самые жестокие картины убийств. Но это не так. Он все чувствует, все пропускает через себя. Быть может, поэтому так и переживает за Надю, за мальчиков, потому что знает – опасность подстерегает каждого повсюду.

Быть может, Розу Котельникову убили случайно, перепутали с кем-то, может, она была свидетелем чужого убийства – и такое бывает. Или же ее действительно убил, размозжив голову мраморной лягушкой, остывший к ней и тяготившийся ею муж.

Но в кабинете пахло преступлением, и запах этот исходил от Виктора Котельникова, молодого, худощавого, с холодными глазами парня, которому так и хотелось съездить по физиономии, чтобы привести в чувство и заставить его подписать признательные показания.

Борис выкурил последнюю, как он полагал, сигарету за этот день, закрыл окно, привел в порядок бумаги на столе, спрятал папки с делами в сейф, запер его, надел куртку и вышел из кабинета.

В машине было холодно. Но включать обогрев смысла не было – дом в пяти минутах езды от прокуратуры, салон все равно не успеет прогреться.

А мороз градусов двадцать – двадцать пять. Кругом темно, улицы пустые, все нормальные люди уже дома, ужинают, отдыхают. Кто-то решил провести вечер в театре, кто-то – в ресторане. Сейчас многие ужинают в ресторанах, устраивают себе праздники. Женщинам это особенно, должно быть, приятно – можно не стоять у плиты, не мыть посуду. А вот они с Надей уже сто лет нигде не были. Ни в театре, ни в кино, ни тем более в ресторане. И все это из-за его работы. Полная занятость. Да и голова всегда работает, нет ей покоя. Другая бы на месте Нади давно бы уже устроила ему скандал, взорвалась бы. Надя же просто ждет его. Шутит еще, сравнивая себя с терпеливой и преданной женой великого комиссара Мегрэ. Она-то мужу скандалов не устраивала. Кормила его, собирала в командировки, вязала шарфы, грела домашние туфли и старалась как можно реже беспокоить мужа телефонными звонками. Золотая женщина!

– Вот и ты – мадам Мегрэ. Буду тебя так называть.

– Хорошо. Я согласна.