Пленница генерала драконов (СИ)

— Что ты моя истинная? Сейчас мне кажется, что я знал это всегда, сколько себя помню. Всегда искал тебя глазами. Мне было важно знать, где ты, держать в зоне видимости. Контролировать. Нравилось касаться тебя, твоих вещей, быть с тобой рядом. Это было навязчивой потребностью, как дышать. Но ты не позволяла. Зато позволяла белому драконишке. А мне хотелось за это переломать ему, один за другим, все его мерзкие пальчики и заодно руки и ноги.

— Бедняга Вайет, — сейчас всё это кажется смешным, но в далёком прошлом столько случилось скандалов, ругани и драк, которых можно было бы избежать, если бы я тоже тянулась к Райгону, а не отталкивала.

— Почему я не чувствовала того же?

Райгон ведёт плечом.

— Я не знаю. Может, дело в рабских браслетах, может, в слабой связи с драконом. Это не так-то просто, даже у того, чья связь сильна, что уж говорить о тебе.

— Поэтому ты злился на меня? — кладу ладони ему на плечи, смотрю в янтарные глаза прямо и смело. — Потому что не понимал, почему тебя тянет к человечке-рабыне. Ещё и я не помогала понять.

Закусываю губу и смотрю в сторону. Он касается моей щеки, разворачивает лицо, заставляя снова на себя посмотреть.

— Эй, — проводит большим пальцем по моей щеке. — Ты нужна мне любая. Всегда была. Рабыней, принцессой, человечкой, драконицей — не важно. Люблю тебя любой. Всегда любил. И всегда буду. Потому что — моя.

— Твоя, — соглашаюсь легко и быстро.

Он подхватывает меня на руки и несёт к замку. Обвиваю руками его шею.

Внутри замка темно и тихо, пахнет деревом. Райгон не торопится отпускать меня, а мне так тепло и приятно в его объятиях. Непрерывные поцелуи в темноте. Ступени наверх. Дверь.

Небольшая комната тонет во тьме. Из узкого стрельчатого окна льётся лунный свет, выхватывая стол, стул, шкаф и широкую кровать в углу. Ничего лишнего, всё скромно, по-военному.

Обнажённые лопатки касаются мягкого покрывала кровати, на которую меня опускают.

Приподнимаюсь на локтях и наблюдаю за Райгоном. Знаю, что должно случиться сейчас, готова к этому и хочу. Сейчас, здесь и с ним.

Райгон не спешит раздеться. Опускается на кровать рядом со мной. Проводит тыльной стороной руки по моей щеке. Закрываю глаза и наслаждаюсь прикосновением, но хочется большего.

Его тёмные волосы и чёрный мундир сливаются с полутьмой ночи, растворяются в ней. А мне не терпится почувствовать тепло его тела, коснуться его кожи.

Тянусь кончиками пальцев к пуговицам его мундира. Райгон замирает. Не останавливает меня, не раздевается сам. Позволяет мне, даёт привыкнуть. Когда мундир стянут с плеч и отброшен на пол, тяну вверх его белоснежную рубашку.

Райгон стягивает её через голову и отбрасывает вслед за мундиром. Вдыхаю резко и шумно, подползаю к нему ещё ближе. Веду подушечками пальцев по стальным мышцам груди, плеч, по рельефному животу. Поворачиваюсь к нему спиной, собираю волосы и перекидываю их себе на грудь, предлагая ему помочь со шнуровкой платья.

Его движения нетерпеливы и грубоваты, завязки едва ли не выдраны с мясом. Не похоже, чтобы генерал драконов часто возился со шнуровкой на женских платьях. И это странно радует, заставляет улыбаться себе тихонечко.

Наконец, в груди становится свободно, а по спине бегут мурашки, когда мужские губы проходятся по позвонкам, шее. Ладонь Райгона скользит под ставший свободным корсет и властно оглаживает полушария груди.

Осторожно, но настойчиво он помогает мне окончательно освободиться от платья. Я только рада избавиться от тугого тяжёлого шёлка, почувствовать, наконец-то полный контакт, кожа к коже.

Когда ничто не разделяет. Плавиться под поцелуями. Частыми, жадными, голодными. Целовать в ответ, втягивая носом аромат нагретого солнцем кедра и чёрного перца, смешанный с запахом кожи. Такой привычный, приятный, любимый, родной.

Грудь чувствительна, словно оголённый нерв. Внизу живота ноет и пульсирует, хочется большего. Хочется перейти уже эту черту. С ним. Он понимает. Знает, чувствует.

Опускает меня на спину, нависает сверху. Касается меня между ног, убеждаясь, что я готова.

— Сейчас, — глухое рычание мне в губы, давление внизу.

Мой вскрик и болезненную судорогу глушат его губы. Забирают боль.

— Аурэлия, — сбитое дыхание, наше общее. — Истинная, любимая, моя!

Привыкаю к этому новому чувству наполненности другим человеком.

— Твоя, — соглашаюсь, подтверждаю, успокаиваю его внутреннего зверя.

Раскрываюсь сильнее для него, принимаю, отдаю. Перебираю кончиками пальцев его жёсткие волосы, цепляюсь за стальные мышцы, оставляя на коже красные полосы.

Теряю счёт времени в длящейся сладкой пытке. С каждым движением становлюсь ближе к чему-то новому, неизведанному и оттого пугающему. Испуганно вскрикиваю, когда низ живота вспыхивает остро-сладкими искрами, которые вмиг разносятся по всему телу, достигая кончиков пальцев и корней волос.

И пока мои искры медленно догорают, Райгон с глухим рычанием утыкается мне в шею, царапая чувствительную кожу своей колючей небритостью, его рука сжимает моё бедро на грани удовольствия и боли.

Райгон приподнимается, перекатывается набок и опирается головой на согнутую в локте руку.