Внезапно, к моему изумлению, Вьерна также сорвала с себя одежду, бросила на землю свое оружие, выскочила в образуемый разбойницами круг и с воплями закружилась в невообразимом, диком танце. Глаза у нее пылали. В своем безумии она не только ничем не отличалась от остальных девушек, но и превосходила их! Она стонала и приплясывала, испускала дикие вопли и вздымала к небу растопыренные и скрюченные пальцы, словно пыталась в клочья разодрать зависшие у нее над головой холодно взирающие на этот чудовищный спектакль луны. Временами она дергала за волосы или пинком ноги отталкивала девушек, пытавшихся подойти к квадрату ближе, чем она. Разбойницы отвечали ей полными ненависти взглядами, но ни одна из них не пыталась выразить свое недовольство вслух.
Вьерна была первой среди них. Даже в этой варварской пляске она оставалась лидером, предводительницей.
Наконец словно не выдержав дикого напряжения, она в последний раз запрокинула голову, взметнула к небу судорожно сжатые кулаки и с хриплым криком бессильно повалилась на землю, в огороженный кольями широкий квадрат.
Упав, она принялась кататься по листве, колотя по земле руками и царапая ее скрюченными когтями-пальцами.
Следуя ее примеру, остальные девушки, словно толкаемые какой-то неведомой силой, валились на землю и принимались рвать ее, швыряться ворохами листвы. Через некоторое время они одна за другой затихали, переворачивались на спину и устремляли невидящий взгляд к безразлично взирающим на их распростертые, конвульсивно вздрагивающие тела полным горианским лунам. Плавая в мертвенном лунном свете, эти дикарки казались опустошенными и умиротворенными.
Глядя на них, я внезапно почувствовала приступ полного, невыразимого одиночества и терзающего мое тело горячего плотского желания. Я принялась рвать сдерживающие меня веревки, старалась освободить связанные руки и ослабить давление наброшенной мне на горло петли. У меня вырвался стон отчаяния. Я хотела быть рядом с этими девушками, быть свободной, отдаться вместе с ними этому дикому, безудержному танцу, выть и кричать так же, как они — женщины, мои сестры, томимые неутолимым, сжигающим их желанием.
И вдруг в голове у меня словно прояснилось.
“Нет! — закричала я про себя. — Нет! Никогда! Я — женщина с Земли! Я — Элеонора Бринтон! Я никогда не позволю себе ничего подобного!”
— Кейджеры! — крикнула я лежащим на земле девушкам. — Рабыни!
Я не испытывала никакого страха. Наоборот, меня переполняло ощущение какого-то неудержимого, граничащего с истерией триумфального торжества.
— Рабыни! — кричала я разбойницам. — Кейджеры!
Теперь я знала, что я лучше их! Я не пыталась обмануть свою природу! Я была выше их. Пусть связанная, с невольничьим клеймом на теле, я была в тысячу раз лучше, чище, величественнее, чем они. Я была Элеонорой Бринтон. Раздетая, поставленная у позорного, невольничьего столба, я оставалась благороднее и лучше этих горианок, рабынь по самой своей природе.
— Рабыни! — с презрением бросала я им. — Кейджеры!
Они не обращали на меня внимания.
Охваченная истерикой, я снова и снова выкрикивала им оскорбления, но не услышала ни слова в ответ. Постепенно я успокоилась и почувствовала, что удовлетворила свою злость. Затекшие руки у меня болели, спина ныла, но я не испытывала от этого большого огорчения. Мне казалось, что звезды у меня над головой сияют особенно ярко, а уплывающие по небу луны прощаются со мной с особой теплотой.
Над поляной стояла чарующая тишина.
Разбойницы лежали на земле словно в оцепенении. Некоторые из них тихо стонали, у кого-то на щеках блестели слезы.
Значительно похолодало, и я невольно стала дрожать, но сейчас меня это не беспокоило. Меня согревало чувство внутреннего удовлетворения. Раздетая, выставленная у позорного столба, я была в эти минуты довольна собой. Ко мне вернулось чувство собственного достоинства. Теперь я знала, что я несравненно выше этих так называемых свободных женщин, этих заслуживающих всяческого презрения существ!
Наконец девушки одна за другой поднялись с земли, натянули на себя шкуры и разобрали свое оружие.
Вьерна, их предводительница, подошла ко мне.
Я стояла, гордо расправив плечи.
— Мне кажется, — заметила я, — что совсем недавно ваши тела двигались точно так же, как тела обычных рабынь!
Вьерна наотмашь ударила меня по лицу.
— Мы — свободные женщины, — с расстановкой произнесла она.
На глаза у меня навернулись слезы. Я почувствовала на губах привкус крови. Но у меня не вырвалось ни звука, ни стона. Я улыбнулась и гордо отвернулась в сторону.
— Давайте ее убьем, — предложила разбойница, приведшая меня сюда на веревке и первой вскочившая в круг танцующих.
— Нет, — отрезала Вьерна и окинула взглядом разбойниц.
Они были готовы выступить в путь.
— Ведите эту рабыню с нами, — приказала она.
— Я не рабыня. Я — свободная женщина! — сказала я.
Вьерна не ответила и, круто развернувшись, зашагала по устланной листвой поляне.