Но неужели в их глазах я стоила сотню каких-то жалких наконечников для стрел? Неужели это моя цена?
Я чувствовала себя униженной, уничтоженной, растоптанной в прах и пыль.
Мои глаза встретились со взглядом Вьерны.
– Рабыня, – с усмешкой процедила она сквозь зубы.
– Да, госпожа, – пробормотала я, опуская голову. Я чувствовала себя не в силах смотреть в ее глаза, глаза свободной женщины.
– Ты послушная рабыня? – насмешливо поинтересовалась она.
– Да, госпожа, – поспешно ответила я, снова испытывая страх перед этой женщиной. – Я послушная рабыня!
Девушки рассмеялись.
Внезапно мои представления о том, будто я женщина свободная, показались мне такими глупыми, необоснованными, абсурдными, что я даже растерялась. Я едва не застонала от отчаяния. Теперь мне стало очевидным, что я несвободна. Я знала, что могу служить объектом купли-продажи, что мной могут распоряжаться как обычным товаром. В одно мгновение все мои прежние представления о себе улетучились, рассыпались в прах. Теперь лучше, чем когда-либо прежде, я знала, что я – самая обычная рабыня.
– За этой дверью, – указала на хижину Вьерна, – тебя ждет твой повелитель.
Я стояла перед грубой дощатой дверью, низко опустив голову, со связанными за спиной руками.
Внезапно, подхваченная каким-то порывом, я подняла глаза и посмотрела Вьерне в лицо.
– Сотня наконечников за меня – слишком мало, – с недовольной гримасой заметила я.
Я сама была поражена вырвавшимися у меня словами и еще больше тем, как я их произнесла. Элеонора Бринтон, конечно, не могла сказать такого. Это было замечание невольницы, рабыни, хотя сделала его я, Элеонора Бринтон. Краем сознания я вдруг с ужасом для себя отметила, что в качестве невольницы я выгляжу довольно неплохо.
– Именно во столько ты ему обошлась, – ответила Вьерна.
Я с неудовольствием передернула плечами.
Предводительница разбойниц окинула меня внимательным, оценивающим взглядом.
– Сама я за тебя, конечно, столько бы не дала, – пренебрежительно заметила она.
Разбойницы рассмеялись.
Я задрожала от обиды – униженная девушка-рабыня. Все, что я делала, казалось мне абсурдным, выходящим из-под контроля, и я ненавидела себя за это.
– Подумать только, – фыркнула приведшая меня на поводу разбойница, – эта девчонка еще воображает, будто может стоить дороже!
– Моя цена гораздо выше! – с обидой воскликнула я.
– Ну, хватит, – прикрикнула Вьерна. Меня снова охватил страх.
– Да, госпожа, – поспешно пробормотала я, опуская голову.
По рядам разбойниц пробежал насмешливый ропот.
Мне это было безразлично. Я чувствовала себя раздосадованной и униженной. Я знала, что могу быть продана за гораздо более высокую цену.
Внезапно я осознала, что из меня получится весьма сообразительная рабыня. Я умная, хорошо образованная женщина. Я сумею даже интригами и лестью добиться многого. Я смогу в нужный момент улыбнуться и получить все, что я хочу. Я хорошенькая, а хитрости мне не занимать. Что поделать, раз уж мне суждено оставаться невольницей? Я и рабыней сумею сделать свою жизнь легкой и приятной.
Да, но быть проданной всего лишь за сотню каких-то наконечников для стрел – это так обидно!
Дверь хижины распахнулась. Стало страшно -что меня там ждало? Вьерна копьем ткнула меня в спину.
– Входи, рабыня, – приказала она.
– Да, госпожа, – пробормотала я одеревеневшими губами.
Вьерна снова кольнула меня копьем. Я робко шагнула за порог и оказалась в комнате. Дверь за моей спиной захлопнулась.
Я окинула взглядом комнату, и волосы у меня встали дыбом: тотчас же я отшатнулась назад и, прижавшись спиной к стене, закричала от нахлынувшего на меня ужаса.
10. ЧТО ПРОИСХОДИЛО В ХИЖИНЕ
На меня в упор смотрело заросшее косматой шерстью пучеглазое животное.
– Не бойся, – произнес откуда-то сбоку мужской голос.
Животное сидело на цепи, протянувшейся у него от ошейника к ввинченному в стену металлическому кольцу.
Я застыла, прижавшись спиной к противоположной от зверя стене. Меня охватил такой ужас, что я не могла даже пошевелиться. Колени у меня дрожали, а руки мгновенно стали липкими от пота.
Животное окинуло меня ленивым взглядом и, распахнув свою бездонную пасть, широко зевнуло. Я успела заметить два ряда острых зубов с громадными белыми клыками. После этого оно завалилось на бок и с недовольным ворчанием принялось устраиваться на брошенной на пол соломенной подстилке.
Я увидела, что удерживающая его цепь довольно коротка и животное едва ли сможет дотянуться до середины комнаты.
– Не бойся, – повторил тот же голос.
Я с трудом перевела дыхание.
В другом конце комнаты стоял, наклонившись над тазом с водой, низкорослый человек с обмотанным вокруг шеи полотенцем. Это был бродячий артист, выступавший у нас в бараках. Он обернулся и посмотрел на меня. На лице у него еще виднелись следы грима, но одет он уже был не в шутовской наряд, а в обычную для горианца грубую домашнюю тунику и широкие штаны, какие носят здесь лесорубы.
– Добрый вечер, – поздоровался хозяин домкка в лесу.
Я не нашла в себе силы ответить на приветствие.