Пленница греха

Шрамы покрывали грудь и предплечья. Длинные полосы, должно быть, оставленные плетью. Бледные атласные рубцы, похожие на следы от ожогов. Круглые отметины, которые могли быть следами от пуль. Вещественные доказательства непрестанной жестокой боли.

Все это было ему ненавистно. Ненавистно и омерзительно до глубины души.

«О, Гидеон. Прости меня. Прости».

Она протянула руку и положила ладонь на мощное предплечье. Он отшатнулся. Как раньше. Сердце ее сжалось от страха. Неужели он вернулся в свой кошмар?

Нет. Теперь поздно отступать. Она ступила на эту тропу и, куда бы она ее ни привела, пройдет ее до конца.

Собравшись с духом, Чариз посмотрела на его спину, обезображенную многочисленными шрамами.

Как он мог выдержать все эти пытки и остаться в живых?

Чариз с трудом сдерживала слезы. Она должна быть сильной, такой же, как Гидеон.

Дрожащей рукой Чариз провела по шраму, что лег поперек его ребер. Он снова вздрогнул, хотя шрам тот давным-давно зажил.

— С тебя довольно? — зло спросил Гидеон.

— О, Гидеон, что они с тобой делали? — прошептала Чариз.

— Я тебя предупреждал.

Она провела ладонью по шраму, плоть под ее пальцами была противоестественно гладкой.

— Я все равно считаю тебя красивым, — выдавила она.

Мышцы его напряглись, он увернулся из-под ее руки.

— В самом деле, моя нежная Чариз? — прорычал он. — А как насчет этого?

Гидеон сорвал перчатки с рук и бросил на пол.

Глава 19

Сердце Чариз перестало биться. Наконец она увидела то, что Гидеон прятал, и глазам своим не поверила.

— О, Гидеон, — прошептала Чариз.

— Страшно смотреть, верно? Хорошо, что они работают. После пытки я был уверен, что лишился их. — Он поднял правую руку и поднес к лицу Чариз. — Ты хочешь, чтобы это касалось твоей кожи? Хочешь?

— Не надо, — взмолилась Чариз.

Она схватила его руку, но он высвободил ее и отошел к камину.

— Не надо прикасаться к тебе? — От его горького смеха Чариз поежилась. — Мне бы в голову не пришло осквернить твое тело этими клешнями.

Он зло на нее посмотрел и зашагал к двери, по дороге схватив со стула сюртук.

— С меня довольно. Найди, черт возьми, иное применение своей благотворительности.

— Гидеон, пожалуйста, не уходи! — воскликнула Чариз.

— Увидимся утром, — глядя на нее, процедил он сквозь зубы.

Она не могла позволить ему уйти вот так, в полной уверенности, что она презирает его за следы пыток на его теле. Чариз бросилась к нему и обеими руками вцепилась в его обнаженное предплечье.

— Нет!

— Отпустите меня, мадам, — холодно произнес он, но остановился.

Его била дрожь, как во время приступа, которые время от времени с ним случались.

— Никогда, — произнесла она, взяла его изуродованную руку обеими руками и пожала. — Никогда, никогда, никогда.

Он был на грани срыва. В гневе. В горе. Он готов был сорваться в любую минуту. Возможно, она зашла слишком далеко. Чариз погладила его руку дрожащими пальцами, словно могла излечить своим прикосновением то, что излечить невозможно.

Он разжал вторую руку, и сюртук упал на пол. Он никуда не уйдет. Он опустил голову и прижался лбом к двери.

Она держала его обезображенную руку, понимая, что делали с ним его мучители. Шрамы. Рубцы от ожогов. Кое-как сросшиеся кости. Бесформенные ногти.

То, что с ним сделали, невозможно описать, невозможно себе представить. Гнев душил Чариз, ей хотелось кричать и драться. Но все, что она могла, это плакать.

«Господи, я должна унять эти бесконечные слезы!»

— Чариз, я не хочу твоей жалости, — сказал Гидеон.

Он ошибся относительно ее реакции. Жалость была слишком слабой реакцией на ужасы, выпавшие на его долю. Она чувствовала себя так, словно сердце ей надвое разрубили топором, и оно больше никогда не срастется.

— Я не жалею тебя, — сдавленным шепотом произнесла она.

Гидеон по-прежнему не смотрел на нее.

— Я тебе не верю.

Резким движением он прижал вторую ладонь к двери. Эта рука была изуродована так же сильно, как и та, которую она держала в руках. Но, глядя на эту распластанную по дереву руку, она видела в ней былую грацию и красоту.

— Моя любовь. Мне так жаль.

Чариз не могла выразить словами, что чувствовала. Но там, где были бессильны слова, на помощь пришло сердце. Сжимая в дрожащих ладонях его изуродованную руку, она поднесла ее к губам.

Гидеон замер. Дрожь прекратилась.

— Ненавижу то, что они сделали со мной, — едва слышно произнес Гидеон, уставившись в дверь. — Ненавижу то, что вынужден вечно жить с Рангапинди.

О Боже.

В его голосе звучали стыд и боль. Чариз прижалась к его покрытой шрамами спине.

Не выпуская его руки, той, которую она поцеловала, она подняла вторую руку и накрыла ту его руку, которую он прижал к двери. Он невольнодернулся от ее прикосновения, но потом успокоился.

Она не знала, как долго они простояли так.

Спустя какое-то время она почувствовала, что Гидеон шевельнулся, открыла глаза и распрямилась. Наконец он повернулся к ней.

— Чариз…

Гидеон посмотрел на нее. В его взгляде она прочла безысходность и отчаяние.

— Все хорошо, любовь моя.

Чариз обняла его. Он ответил на ее ласку. Она крепче сжала его в объятиях.

— Все позади, все позади.