Пленница кукольного дома

Андрей развил жуткую деятельность (правда, не многого смог добиться: соседи большей частью были на работе, а те, что оказались дома, ничего не видели и не слышали, с издательством не повезло еще больше: Максим Алдонин работал в основном по электронке, как и большинство переводчиков, личных контактов ни с кем не имел), но избавиться от гипнотического действия фильма так и не смог. Он вдруг неожиданно разозлился на Бородина, за то, что тот решил поговорить с Натальей сам. Сначала Андрей не осознавал, отчего вдруг на него накатило, но злился все больше и больше. Потом понял, что ему нестерпимо хочется оказаться на месте событий, а благовидного для себя предлога найти не удается. Тогда он плюнул на предлог — какой смысл себя обманывать, если все равно ничего не получается? — и просто поехал туда, без предлога.

Гоголя, двадцать пять. Вот он, тот дом — серая блочная девятиэтажка, вполне узнаваемая по фильму. Андрей вышел из машины, нашел нужный подъезд, отыскал глазами окно, откуда Максим выпал. Сел на скамейку, закурил. Проследил траекторию воображаемого падения: по идее, мужчина должен был лежать вон там, где еще осталось немного песка. Да-да, наверняка там, если смести ладонью мусор, пыль и песок, можно будет увидеть следы крови…

Андрей поднялся, подошел к «тому» месту, присел на корточки, поскреб асфальт.

Нет ничего, успели затереться.

Но он и так знает, что это здесь. Он это помнит. Его тело помнит, разбитая об асфальт голова помнит… И рука помнит прикосновение холодного шпингалета, а уши помнят дребезжание стекла…

Нужно вернуться в комнату и все повторить сначала.

Женщина в красном платье — его жена. Стол накрыт на двоих — у них годовщина свадьбы, девять лет вместе. Налить вина, встать и произнести тост по случаю праздника. Девять лет вместе… Нет, не так: восемь действительно вместе, а последний год… Как он ее измучил! Но есть простой выход: ровно в семь сорок… Осталось потерпеть совсем немного: допить вино, выйти в другую комнату — при ней нельзя! — отодвинуть шпингалет, потянуть створку окна и сквозь дребезжание стекла тяжело шагнуть вниз…

Вернуться и повторить.

Андрей встал, поднял голову — вон из того окна ему предстоит… Надо запомнить его, хорошенько запомнить.

Штора на окне вдруг раздернулась, лицо — ее лицо! — прильнуло к стеклу.

Несколько минут он смотрел на женщину и не мог оторваться. Вернуться и повторить. Позвонить в дверь, дождаться, когда она откроет, пройти в комнату, выпить вина. Сказать ей, сказать… Вероятно, она еще не знает, что смерть Максима ничего не решила, что выход был выходом только на тот вечер. Должна наступить новая смерть, сегодня, в семь сорок. Подняться, позвонить и сказать…

Штора задрожала. Женщина за окном качнулась — и пропала. Словно ее и не было.

А может, действительно не было? Не было никакой женщины в окне?

Андрей медленно начал пятиться к своей машине. Еще не в силах отвести взгляда от окна, но уже в состоянии понять, что ему нельзя подниматься в ту квартиру. Потому что… потому что…

Все, питон скрылся в траве, уполз — гипнотическое действие кончилось. Андрей прыжком преодолел оставшееся расстояние, захлопнул дверцу машины и резко нажал на газ.

…Он гнал и гнал на автопилоте, обгонял, подрезал, зачем-то, как будто куда-то спешил, проскакивал на красный свет. Без какого-то определенного маршрута, без всякой цели просто ехал: автоматически переключал скорость, тормозил, срывался с места.

Час бессмысленной гонки его немного успокоил. Вернулась способность соображать. Андрей осмотрелся: куда это его занесло? Оказалось, что находится совсем недалеко от своего дома. Он остановил машину, вышел, походил немного по тротуару, чтобы размяться — ноги и руки от напряжения бешеной езды совершенно задеревенели.

Хорошо бы зайти в какой-нибудь бар, пообедать, выпить кофе. Здесь неподалеку есть один вполне приличный, «Крюковъ», они с Настей там не раз были. И всего в пяти минутах езды.

Андрей снова сел в машину, подъехал к бару, припарковался, вышел.

После порции солянки и двух чашек кофе он почувствовал себя намного лучше. Фильм, кажется, совсем отпустил, а ситуация возле дома Алдониных воспринималась теперь как досадный эпизод, вспоминать который… нет, не страшно, просто не хотелось. Надо выбросить все это из головы, не анализировать, не искать причин и следствий, забыть… Он, Андрей, нормальный, психически здоровый человек, а занимается какой-то ерундой. Смешно в самом деле! Фильм, безусловно, только фильм. Никакого особого воздействия оказывать он не может. А Максим либо псих, либо… Либо было совершено обыкновенное убийство, которое хотели представить как суицид — такое сплошь и рядом случается, можно сказать, один из самых распространенных приемов сокрытия преступления. Кто мог убить Максима? Наталья могла, Марина могла… А Марину тогда кто? Та же Наталья или… Это ему и надо расследовать. Да-да, расследовать, а не заниматься незнамо чем…

— Семь сорок.

Голос официантки, которая тихо подошла, словно подкралась, выбил из головы все трезвые рассуждения.

— Что?!