Пленница лунного эльфа

— Спасибо. Лекси, — коротко кивнул он, и я почувствовала, что он подавил в себе порыв обнять меня.

— Мир, — с улыбкой протянула я ему ладонь.

— Мир, — расплылся он в ответной улыбке, пожимая мою руку, но тут же снова стал серьёзным: — Лекси, ещё не поздно отказаться от ритуала. По моему приказу отряды кертингов присоединились к императорской армии для поддержки Олдина. Вместе мы отобьём любую атаку. Тебе не нужно жертвовать ради красоты жителей Ксантарии руками: это того не стоит! Я знаю, что сказал тебе Синтиниэль, но я всё равно не доверяю Олафу! Ты же сама понимаешь, насколько он скользкий тип! — голос кертинга был пронизан тревогой.

— Не волнуйся. Шейд, всё будет хорошо, — с благодарностью посмотрела я на него. — Ты переместил меня сюда именно для этого. И пришла пора выполнить свою миссию, — заявила я. собираясь с силами.

— Будь осторожна, котёнок! — тихо сказал он мне напоследок, и мы вернулись к столу.

— Лонгерин, — протянула я руку к рыжику, и тот понял меня без слов. Вытащив из ножен на поясе свой эльфийский клинок, он молча подал мне его.

Глубоко вдохнув и закусив губу, я сделала глубокий надрез в центре ладони, вдоль линии жизни. Из раны тут же потёк алый ручеёк, и я обмакнула в него палец.

Теперь надо было нарисовать символ «надежда» на сером блинчике. Квадратик, треугольник сверху, пара волнистых линий, и моё художество, напоминающее домик, вспыхнуло алыми всполохами.

Над камнем моментально заискрилась довольно большая золотистая магическая сфера, а над ней — призрачное, словно голографическое изображение Олафа.

Его глаза цвета радуги возбуждённо блестели на бледном осунувшемся лице, а во взгляде на меня светилось ни что иное, как надежда и огромное желание исправить то, что он когда-то натворил, поддавшись боли и гневу.

— И снова здравствуй, Олаф, — сдержанно поприветствовала я его, чувствуя, что начинаю нервничать всё сильнее.

— Привет, Александра. — улыбнулся он мне, и я уловила на его лице промелькнувшую тень вины.

Душу кольнуло плохое предчувствие, и не напрасно: неожиданно мои мужья отлетели назад, словно откинутые невидимой ударной волной, а вокруг меня и сферы возникла непрошибаемая полупрозрачная стена, накрыв искрящимся магическим куполом.

— Что ты творишь? — со страхом воскликнула я, наблюдая, как Ли, Кай и Нант колотятся в энергетическую преграду, тщетно пытаясь её пробить, а все остальные свидетели ритуала застыли, не в силах пошевелиться.

Лишь только Син стоял рядом по-прежнему спокойно, и его невозмутимое лицо, и полу-расслабленная поза придали мне уверенности.

— Лекси, ты ещё можешь всё отменить и прервать ритуал, — мягко обратился ко мне Олаф. — Одно твоё слово — и всё прекратится. Но, если ты решишь продолжить — знай, что игры кончились. Теперь всё очень серьёзно и по-настоящему. Магия этого мира снимет проклятие лишь в обмен на весомую жертву — твои руки. И я тут ничего не могу изменить, прости. Выбор за тобой. — тяжело вздохнул он.

Я посмотрела на горб моей мамы, потом на Иринку. Подумала о Надин и своих будущих дочках. Если ценой их здоровья и красоты будут мои руки — что ж, так тому и быть.

— Что я должна сделать? — дрогнувшим голосом уточнила я, чувствуя, как на глаза наворачиваются невольные слёзы.

— Погрузи руки по локоть в магическую сферу и не вытаскивай их, как бы больно тебе ни было. Если отдёрнешь — ритуал прервётся, и второго шанса провести его уже не будет, — пояснил Олаф, заметно нервничая.

С нескрываемой паникой я посмотрела на Сина, и тот уверенно мне кивнул.

— Слабоумие и отвага… — Мрачно пробормотала я свой диагноз, бросила на колотившихся в непрошибаемую стену мужей взгляд «запомните меня молодой и красивой», и рывком погрузила руки в светящийся энергетический шар.

Это было всё равно, что добровольно окунуться в расплавленную лаву. От адской боли потемнело в глазах, из груди вырвался крик, а ноги подкосились.

Я начала оседать, и моё орудие пыток — золотистая метровая магическая сфера — неожиданно принялось опускаться вместе со мной: ножки стола плавно уходили в землю до тех пор. пока столешница не опустилась на траву.

Краем агонизирующего сознания я поняла, что это устроил Олаф, не желающий, чтобы ритуал прервался.

Я рухнула на колени, по лицу текли слёзы, но я их даже не чувствовала: мне казалось, что с моих пылающих в адской печи рук кто-то сдирает кожу — один лоскуток за другим, и было абсолютно ясно, что именно это испытывала перед смертью Мириэль.

Но внезапно боль начала стихать и постепенно стала терпимой. Подняв глаза, я увидела искажённое от мучений бледное лицо Олафа, а, переведя взгляд на Сина, обнаружила, что мой друг тоже испытывает жуткие страдания: на его лбу выступил пот, вены на висках вздулись, а губы были уже искусаны в кровь.

Два сильнейших мага Ксантарии — живой и мёртвый — забирали на себя мою боль, и мы все трое словно доказывали магическому источнику, что в этом мире ещё есть такие понятия, как взаимовыручка, дружба, самопожертвование. Если бы не маги — не уверена, что продержалась бы ещё хотя бы минуту.