Пленница (не) своих желаний

— Как видите, Ангелин Сергеевна.

Она сухо улыбнулась.

— Всё такой же.

— Какой?

— Балагур и франт.

— Неправда. Давно не такой.

— Такой, ещё со школы.

Ангелина — учительница русского и литературы. С матерью дружила. Жаловалась на меня, в основном.

— Франтить то особенно было не с чего.

— А у тебя как-то выходило, — она взглянула на пакеты в моих руках. — Мне, Виктор, ничего не надо.

— Да здесь ничего особенного и нет.

— Всё равно не надо, — она покачала головой, поправив седые волосы. — То, что старикам нашим помогаешь, за то тебе большое спасибо. А у меня есть и дети, и внуки. Мне помощь ни к чему.

И где они тогда, если они есть? Почему мать живет в такой нищете? Взглянул через дверь — та же старая стенка, сервиз за стеклом, цветочки на подоконнике. Палас затертый. Чисто, может, даже и уютно. Но я от такого нищего уюта отвык.

— Ангелина Сергеевна, я тебе ни в сыновья, ни во внуки не записываюсь, а всё же ты мне не совсем чужая, — специально на «ты» начал, дожать решил интеллигентную старушку. Ни стыда, ни совести.

— Виктор… — она отступила вглубь комнаты, придерживая дверь.

— Тут ничего особенного. Конфетки к чаю, — всучил ей в руки часть пакетов, остальное, тяжёлое, внёс, отодвинув бывшую учительницу, поставил в коридоре. Конечно, там не конфетки. Запас приличных продуктов, хотя и конфетки тоже есть. — Думал, посижу с вами, да вы как-то не так встречаете.

— Да что ты, Виктор, Бога ради! — пролепетала она. Я быстро окинул взглядом чисто вылизанную комнату, застеленный вышитым пледом советский диван с деревянными подлокотниками, узорчатый ковёр на стене… Увезу их всех отсюда, даже если будут сопротивляться. К чертовой матери такую жизнь. Как они до сих пор не поняли? За что держатся?

— Красивый ты мужчина стал, даже обнять тебя страшно. Такой костюм, должно быть, дорогой!

Ишь ты, красивый мужчина… И это от учительницы литературы услышать. 

— А был какой?

— И был красивый. Ещё мальчишкой был видный. А учился плохо, — вдруг добавила она, улыбаясь.

— Почему же плохо? — так я и остановился в коридоре, не решился пройти. Тяжело на душе.

— Плохо. Пропускал много. Не появлялся. Вот ты хоть что-нибудь из школьной программы помнишь?

— Чего же не помнить? Всего то тридцать с лишним лет прошло… «Я помню чудное мгновение. Передо мной явились вы»… «Карету мне, карету!» Что ещё? «Женщина есть опьяняющий продукт, который до сих пор ещё не догадались обложить акцизным сбором».

— Откуда ж это, последнее, Виктор? — она вздёрнула вверх седые брови. 

— Ну как же, Ангелин Сергевна, это же ваш любимый Антон Палыч! — тут я над ней немного посмеялся.

— Да разве? — удивилась старая учительница, стараясь что-то припомнить. — Хотя он мог, эдакий проказник, мог…

Когда выходил из дома, меня подловила тётка Дарья. Начала что-то про кошек.

— Кошками вашими не буду заниматься, — бросил ей, наблюдая, как к дому ковыляет один из «внучков». — Дарья, а это что, Ленкин?

— Ленкин, да. Игнат. И пасынок его с ним.

Рядом с ленкиным Игнатом ковылял, пиная камешки на дороге, какой-то мелкий пацанёнок. 

Игнат поравнялся с нами, поздоровался, сплевывая через дырку в зубах, засунул в рот измызганную сигарету.

— Твой? — спросил его, смотря на пацаненка. Как-то мимо ушей пропустил про пасынка.

— Да где мой, не видишь, киргиз или кто он там! 

— Я русский! — обиженно промычал под нос пацан. 

— Ну какой он киргиз, Игнат?! — встряла тётка Дарья. — Отец его, Азат, так он казах. Но он всю жизнь здесь, у нас, в городе, и родился и женился.

— И помер, — добавил Игнат.

Сергей присел перед пацаном, заглянул в глаза.

— Значит, русский?

— Да, — кивнул тот.

— Но и казах, как папка? — я тоже присел рядом. 

— И казах, как папка. А так можно? — пацанёнок ждал.

— Можно. Даже нужно. 

Игнат опять сплюнул, бросив окурок на землю.

— Слышь, пошли, мать ждёт.

Пацан послушался. Мы поднялись. Напоследок Сергей спросил:

— Зовут как?

— Серым.

— Тезка, что ль? — Сергей заулыбался. Протянул для пожатия руку. Пацан неуверенно её пожал. Потом спросил:

— А с дядей Виктором можно так же поздороваться?

— Можно, — улыбнулся я. Игнат рассмеялся.

— Здоровайся, пока можешь. Подрастешь, пойдёшь к нему в дворники — территорию мести.

— Дворник — тоже работа, — я подошёл ближе. — За неё деньги платят. А ты пока бесплатно поработаешь. Бычок свой подними.

— С чего это? — Игнат не понял.

— Ты же русский, гордишься этим. Так что ж ты, сука, гадишь там, где живешь? 

Игнат неуверенно запустил руки в карманы, обводя взглядом землю вокруг. 

— Да че ты, Виктор? 

— Мужик, лучше подними, — за меня ответил подходящий к Игнату вплотную Сергей. — Виктор не любит, когда сорят. И я не люблю.

— Да че ты, братка? — слегка отступив и пробуя посмеяться, спросил Игнат.

— Какой я тебе братка? Где братку увидел? Поднимай! — Сергей наступал. Игнат подобрал окурок, бросил в урну, выругался и начал отходить к дверям. А там ждали бабки.

— Что Игнат, воспитали тебя?

— Сгиньте, старухи.

— Он теперь меня побьет, или мамку. Напьётся и побьёт, — со знанием дела выдал мелкий.

— А ты сдачи дай! — нашёлся Сергей. — Раз ему, раз! — он продемонстрировал пару ударов правой,

— Под глаз ему!