Пленница (не) своих желаний

— Он наёмник, Маша! — я опять сильно вспылил. — У тебя в клубе работал наемный убийца, а ты проверить не удосужилась!

— У меня в клубе?! Клуб твоей драгоценной Катерине принадлежит, и главой охраны поставить своего хахаля — было её условие!

— Хахаля? — я постарался спросить спокойно, но вышло зло.

— Открой глаза, Виктор! — Маша сползла со стола. — Ещё неизвестно, не Катя ли это всё подстроила? 

Я опешил, видимо, Маша пошла напролом.

— Ну а что? По твоему, она овечка глупенькая? Тебя окрутила, а сама всё это время с этим… под твоим носом. Её ведь насильно не уводили, она сама с ним вышла, как и каждый вечер до того… Ну же! Не будь слепцом!

— К чему клонишь?

— К тому, что не удивлюсь, что скоро у тебя потребуют выкуп. И ты, как миленький, заплатишь. А Катя и этот её Саша деньги поделят!

— Ты, Маша, не бросайся такими словами.

— Почему это? — она даже раздула ноздри в внезапном приступе злости. — Думаешь, я не замечала, как они друг на друга смотрят? Тут ясно всё, как божий день. А вот что ты таким дураком окажешься…

— Пошла вон, — показал ей на дверь. Больше не кричал, не говорил ничего. Ждал, когда она уйдёт.

— Выгоняешь меня? — спросила, ухмыльнулась зло. Я ничего не ответил. Она ушла. Дверью не хлопала, вышла тихо, как и обычно. 

Зашёл Андрей.

— Виктор, Сокола этого, ну охранника… нашли.

Виктор

В ангаре

— Я же говорю тебе, тупая ты скотина, только с боссом твоим буду разговаривать…

Когда я увидел его, он уже был полуживой. Ребята постарались, выбивали подробности.

Меня он узнал. Оскалился. Зубы ему подпортили уже, да и рожу тоже.

— Какие люди! — протянул, с издевкой. Выпендривается.

— Куда дел Катю? Где она? У кого? — я спросил прямо.

— А я не знаю! — начал лыбиться он. — Не знаю я. Моё дело было — передать тело. Ну а в процессе с этим телом у нас… — он что-то попытался показать, но мимики лица не хватило, а руки связаны. Злит меня специально? Или настолько пьян?

— Катька хорошая, — он довольно растянул губы. — Не для старых перду…

— Для исполнителя много выпендриваешься, — после удара в его уже разбитую челюсть я вытер платком руку. 

— Сладкая баба, — продолжил он, отплевываясь. — Моя баба. Тебе такой не…

Живым он не выйдет. Я забыл про брезгливость, хотя до этого брезговал его бить. Пьяная харя плевалась ругательствами, но в глазах его было другое чувство. Раскаяние? Боль? От этого стало ещё паршивее. Я чувствую людей. Знаю, куда надавить. Когда он произносил это: «Моя», «сладкая». Это было и для меня, и нет. Этот вдрабадан пьяный Сокол страдал. 

— У кого Катя? Кто заказал? — я повторил вопрос. Сам пока больше не бил, подошёл Илья. Бил он, я спрашивал после каждого удара. Птичка не пела.

Рассказали ему, что знаем про брата Глеба, пообещали, что в тюрьме ему не спрятаться. Больше он не жилец. Ответ один — где Катя, не знаю. Сергей сплюнул:

— Виктор, может, эта воробушка и правду говорит. Исполнитель может на знать. Таким букашкам, — он опять сплюнул под ноги, — не докладывают. Мы тут промутили кое-что… с подставным заказом. В общем, ищем посредника его. Бранский есть такой, может, слышал?

Никогда не слышал, но всё может быть. Кивнул. Пусть ищут посредника.

— Камеры у клуба проверили? На засекли передачу Кати? — поинтересовался я.

— Не… — вдруг ответило избитое пьяное тело. — Так вы не найдёте, я чисто сработал. Камеры разбил предварительно, передавали в укромном уголке. Номеров на машине не было.

— Сука, — Илья врезал запевшей птичке под дых. Сокол упал на пол. Илья добавил по почкам ногами. Быть катькиному хахалю инвалидом.

— Я же говорю, олухи… — опять прохрипел Сокол, — не найдёте без меня… на меня ещё выйдут.

— Нахрен ты кому сдался, выходить на тебя! — психанул Илья. Это пьяное туловище его бесило. А я уже начал подозревать, что опьянение соколиная сволочь изображает нарочно, чтобы ругаться свободнее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Ищите Бранского, — только сказал я. — Этого не убейте, — кивнул на пойманную птичку. — Пусть пока будет живой.

Ещё через три часа привезли Бранского. Связанного, выкинули туда же, на пол, под ноги сидящего на стуле Соколовского. Мне доложили, я вернулся. Как только Бранский пришёл в себя, узнал птичку.

— О, Сокол здесь. И тебя поймали. 

— Рассказывай! — Муха пнул связного под рёбра.

— Можешь убить. Хоть меня, хоть Соколика. Мы ничего не знаем.

— Ты-то, сука, знаешь, — Илья пнул ещё раз. Чувствительно. Бранский свернулся в калачик. Продышался.

— Ничего не знаю, всё анонимно. А ты много о себе возомнил, Виктор.

Муха хотел пнуть ещё раз, я остановил. Подошёл, присел рядом, спросил:

— Думаешь, твой работодатель за тебя отомстит?

— Ты хоть представляешь, на кого мы работаем? Ваш городишка – тьфу, — Бранский рассмеялся, но смеялся не долго. Илья ударил по почкам.

После непродолжительного скулёжа связной продолжил:

— Ты меня ничем не запугаешь. Ты для моего шефа — никто.