До последнего момента думала, что не отпустит. Не смирится. Даже после того, как песчаный альфа самолично отвёз меня в аэропорт, даже когда поднималась по трапу самолёта. Да и что уж там, едва стерпела, чтоб самой не начать молить своего господина о подобном. Чтоб не отпускал. Ни на месяц. Ни на день. Ни на минуту. Ни на секунду. Ни на одно долбанное мгновение. Никогда. Чтоб всегда рядом был.
По всей видимости, наше сумасшествие — обоюдное…
— Когда мы вернёмся в Абердин, запри меня. Если понадобится, то даже больше, чем на месяц. Даже если потом я буду говорить иначе и просить, умолять тебя выпустить меня. Не выпускай. До тех пор, пока Амина не отпустит. Окончательно, — попросила родителя, сидящего напротив, помедлила немного, с тоской взглянув в окно иллюминатора. — Потому что я совсем не уверена, что даже если он выдержит, то вытерплю я сама.
Безумно хочется вернуться к нему уже сейчас…
А ведь самолёт только-только поднялся в воздух.
А отец… он… сперва озадачился на мою просьбу, затем горько усмехнулся и покачал головой.
— Сдаётся мне, это уже не поможет, — наконец, признался со вздохом.
— А что поможет? — поинтересовалась встречно. — Что? Я сама не могу контролировать это, — и сама не заметила, с какой силой вцепилась в подлокотник кресла.
Тот жалобно хрустнул.
— Вот и я о том же, — согласился папа с обречённым видом. — И не сможешь больше, Мири. Такое либо перебарывают и живут дальше, либо… — повёл плечом в неоднозначном жесте.
— Тогда зачем всё это? — махнула рукой на самолёт. — Зачем вообще мне рассказали, если всё равно не поможет?! — не выдержала.
И я, и подлокотник, который сломался окончательно.
— Извини, — повинилась за собственную резкость и необоснованное обвинение, прикрывая глаза.
Слишком много ярости взвилось в сознании.
Подлокотник остался валяться на полу. Я его подняла. И даже попыталась примостить обратно. Тот, конечно же, отвалился снова.
— Дерьмо, — сорвалась уже на неподдающийся воле кусок пластика в коже, выругавшись. — Дерьмо! Дерьмо! — долбанула им по соседнему креслу. — Дерьмо!
Легче не стало. Подлокотник и вовсе развалился на части.
Всё-таки слишком паршиво это — осознавать, что тот, кого ты любишь всем сердцем, не может ответить тебе тем же. Как минимум потому, что у него ни шанса. Всё ненастоящее. Навязанное. Фальшивое! Только моё вырванное, обливающееся мёртвой кровью сердце — вот единственное, что было настоящим во всём этом.
А ведь знала!
Знала, что не может быть ничего такого.
Не с песчаным альфой!
И всё равно поддалась выдуманной иллюзии…
Обманула.
Себя. Его. Нас обоих.
— А это у неё уже от тебя, — тихонько прокомментировала мои действия мама, наблюдая за моей истерикой.
— Но надумывает излишне много, как ты, — парировал отец. — И вообще, завидуй молча! — добавил с нескрываемой гордостью.
— Да? — влезла в их разговор. — И что же я себе надумала? — уставилась на него требовательно. — Ну, давай, расскажи мне, что в самом деле нет никакой проблемы, и я всё себе придумываю, успокой меня хоть чем-нибудь. Потому что лично я не вижу ни одного грёбанного обстоятельства, при котором меня бы полюбили просто так, потому что я есть, а не потому, что… — оборвала саму себя, заново выдохнула, прикрыла глаза, вдохнула глубже, а продолжила уже спокойнее: — Как вся эта хрень с феромонами вообще работает? Вы же явно изучали, если знали, что со мной что-то не так, — вновь посмотрела на родителей.
Мама виновато улыбнулась.
— Не то, чтоб прям уж изучали… — протянула нерешительно.
И папу локтем стукнула.
Тот тяжко вздохнул.
— Опять мне отдуваться, — укорил свою пару.
— А кто вынудил свою дочь бросить прямой вызов песчаному волку? — нисколько не прониклась родительница. — Сами же его спровоцировали. Вот. Разгребайте, — разрешила великодушно.
Взгляд папы стал многообещающим. Кто-то вскоре явно поплатится за свои слова.
— А ты, как всегда, умеешь поддержать, — съехидничал уже вслух и снова вздохнул, сосредоточив всё своё внимание на мне. — Мама права, Мири, мы не совсем изучали этот феномен. Чтобы его изучить, нужно, чтобы ты любила. А мы, какими бы не выглядели сейчас в твоих глазах плохими, не настолько бесчувственные, чтобы так мучить и тебя, и твоего избранника. Поэтому я действительно на корню пресекал все попытки твоих симпатий перерасти во что-то большее. Тем более, последние десятки лет ты и сама не проявляла ни к кому никакого серьёзного интереса. И я уж точно не ожидал, что ты уже влюблена. Да ещё в Амина. Знал бы… — сжал ладонь в кулак, так и не договорив.
— Я никогда не считала вас плохими. Ни за что, — улыбнулась ему с сожалением. — Но если бы раньше сказали, что так может быть, я бы в принципе не стала подвергать всех тому риску и не стала бы напрашиваться с тобой в Лондон, где собирались все Сильнейшие, — уставилась на многострадальный подлокотник.
Тому, похоже, помочь совсем было нечем.
Прям, как мне…