Утром Франсуа очень бережно разбудил ее и сказал, что мамин самолет разбился и что мама умерла. Почувствовав, что папина печаль заполнила всю комнату как осенний туман, Леонора обвила его шею руками и постаралась утешить. А потом он попрощался и отправился на вокзал, потому что ему надо было ехать куда-то далеко. Но вечером обещал вернуться.
— А мама когда-нибудь приедет к нам? — спросила Леонора Марину.
— Нет.
— Я могу видеть ее в моей голове. — Она прищурилась. — Немножко.
— Да.
Леонора отломила еще один кусочек рогалика, Риск задрал нос и задрожал.
— А если я соберу те розовые лепестки, которые облетели с деревьев в парке, заверну их в чистый носовой платок вместе с часами, которые прислала мне мама, положу их на тот большой камень в саду и сосчитаю до ста, тогда она вернется?
— Нет, — мягко сказала Марина. — А ты действительно умеешь считать до ста?
— Да! И по-французски тоже.
— Молодец… — Марина помолчала и спросила: — Ты пойдешь сегодня в школу?
Леонора была сбита с толку.
— Я всегда хожу в школу.
— Я знаю. Но папа сказал, что если ты хочешь, то можешь остаться здесь.
— Сегодня понедельник, — ответила Леонора. — По понедельникам приходит Зоя.
— Да, — согласилась Марина.
— Можно сказать Зое про маму?
Марина смотрела на серьезного, сосредоточенного ребенка и чувствовала, что на глаза наворачиваются слезы.
— Конечно, можно.
Догадываясь о том, какая страшная сцена разыгралась между Франсуа и Зоей вчера вечером, Марина серьезно сомневалась, что Зоя сможет прийти в школу. Для этого требовались чрезвычайная преданность делу, железные нервы и смелость.
Они с Леонорой шли в школу. Дорога занимала всего десять минут, но приходилось подолгу стоять на перекрестках, потому что движение было сумасшедшее. Не помогали ни светофоры, ни регулировщики.
Марина крепко держала девочку за руку и не сводила с нее глаз. Казалось, Леонора крепилась и все понимала. Но дети реагируют на смерть не так, как взрослые. Дети верят в волшебство, в сны и фантастические перевоплощения.
Однако у Марины было странное чувство, что Леонора, предложившая магический способ воскрешения мамы и получившая отрицательный ответ, испытала облегчение. Ох, бедная Поппи, думала Марина. Ты ушла, чтобы начать новую жизнь. И из-за этого потеряла ребенка.
У школьных ворот Леонора подставила лицо для поцелуя.
— Папа всегда целует меня в обе щеки. Сначала в ту, а потом в эту.
— Потому что он француз, — ответила Марина, с удовольствием выполняя указания Леоноры.
— А потом я целую его, — сказала Леонора и уткнулась носом в щеку Марины.
— Я зайду за тобой днем, — сказала Марина.
Леонора шагнула в сторону школы, потом вернулась, с неистовой силой обняла Марину и, наконец, ушла.
Марина медленно шла домой, вытирая глаза и шмыгая носом.
Франсуа вернулся только в восьмом часу вечера, усталый, но спокойный. Он обнял Леонору и положил руку на плечо Марины.
— Мы приготовили ужин, — сказала Марина. — Только благодаря указаниям Леоноры, потому что мне могли бы дать приз как худшей стряпухе на свете.
Она пыталась поднять ему настроение. Но Франсуа это напомнило о Зоином признании в неумении готовить и о последовавшей за ним катастрофе, уничтожившей их любовь. Его рана открылась вновь. Он сбегал домой, вымыл лицо холодной водой и вынул из подвала бутылку вина.
Если бы не Леонора, он бы сел и напился, чтобы вытравить из памяти последнюю встречу с Поппи. Мертвой женщиной с лицом, распухшим от долгого пребывания в воде. Да, это была Поппи, но не имевшая ничего общего с той Поппи, которую он знал.
Глядя на нее, Франсуа чувствовал странную пустоту. А позже, апатично сидя в поезде, спешившем на юг, он продолжал гнать от себя образ Зои, копошившийся на периферии его сознания и пытавшийся пробраться в него. Франсуа не имел права думать о бывшей любовнице; ему следовало вспоминать бывшую жену.
Франсуа с детства привык относиться к мертвым с большим уважением. К тому времени, когда поезд прибыл на вокзал Кингс-Кросс, он успел подумать как о мертвых, так и о живых и пришел к выводу, что не имеет права снова любить женщину.
Он поставил бутылку на кухонный стол, откупорил ее.
— Santй [6], не будем унывать. За жизнь! — произнес он с несколько наигранной решимостью.
Леонора бросила на него мрачный взгляд, но ничего не сказала и углубилась в свой омлет. К тому времени, как Риск начал требовать свое, она почти все съела. При этом девочка постоянно косилась на Франсуа, словно желая убедиться, что он еще цел и не собирается рассыпаться на куски.
— Как прошли занятия в школе? — наконец спросил он.
— Сначала у нас было письмо, потом математика. А потом я пошла в группу к Зое.
Марине показалось, что в воздухе проскочила искра. На виске Франсуа забилась какая-то жилка, но потом успокоилась.
— И что там было? — ровно спросил он, глотнув вина.
— Сначала мы читали… — Леонора помолчала, нахмурилась и докончила: — У меня все было в порядке. А потом я вдруг заплакала и не могла остановиться.
Марина и Франсуа переглянулись.