Пленница сновидений

— Вы обе считаете, что дар экстрасенса испортил вам жизнь. С той разницей, что ты не отрекалась от него.

— Наоборот. Была одержима им. Какое-то время. Впрочем, как и Зоя.

— Одержима, — задумчиво повторил он.

— Захвачена картинами тайной жизни других людей, — пояснила она. — Наверно, твои подопытные кролики говорили то же самое.

— О да, — согласился он. — И что было дальше?

— Со мной? Просто картины перестали приходить.

— Обычный случай. Со многими из моих подопечных было то же самое.

— Я была «одержима» недолго и не так уж сильно. Но подкосило меня вовсе не это.

— Ага… А не скажешь, что?

— Не сегодня, — сказала она и кокетливо улыбнулась.

Тедди хмыкнул, а затем удивил ее, протянув руку и быстро погладив по щеке. И тут Марина увидела, какой он грустный и одинокий.

— Я бы с удовольствием осталась, — быстро сказала она. — Но собака с утра сидит одна.

— Значит, твоей жизнью правит собака?

— О да. Я ужасно глупая женщина.

— И ужасно честная.

Тедди Пенроуз проводил ее до станции и вручил экземпляр своей книги.

— Чтобы к нашей следующей встрече все было прочитано. От корки до корки.

Глава 27

Зоя назвала щенка Эль. Имя простое и подходящее. По-французски — «она». Если бы об этом узнал Франсуа, ему было бы приятно. Она напряглась всем телом, пытаясь справиться с болью, которая пронзала ее каждый раз, когда бессменный часовой засыпал на посту и позволял мыслям о Франсуа прокрасться в мозг. Нет! Нет! Не думать о Франсуа!

После неожиданного звонка в полночь она вновь начала беспощадную войну с собой. Острое ощущение прежней близости, возникшее в те драгоценные мгновения, едва не заставило ее бросить Чарльза. И в этом таилась опасность.

«Позволь мне приехать за тобой, — умолял тогда Франсуа. — Скажи, где ты». Слишком поздно, милый, кричала ее душа. Слишком поздно и слишком опасно.

На следующее утро она встала очень рано, сказав себе, что щенку нужно на улицу. На самом деле это был предлог. Зоя прекрасно знала, что бежит из дома, боясь новых домогательств Чарльза.

Она вдохнула утренний воздух, пахнущий влажной землей. Небо было темно-синим и холодным. Листьев на деревьях почти не осталось. Темный извилистый след отмечал их с Эль путь по росистой траве.

Эль убежала далеко вперед. Ее движения были такими грациозными, словно она плыла. Они шли вдоль ограды паддока. Никто в «Персивале» давно не ездил верхом, и мать Чарльза предложила пустующий паддок соседу, у которого летом ожеребилась серая кобыла. Теперь кобыла с жеребенком стояли бок о бок и щипали влажную траву.

При виде этих неведомых созданий ошеломленная Эль попятилась и спряталась в траве, но затем, поняв, что опасности нет, осторожно двинулась вперед. Зоя присела на корточки и ласково заговорила со щенком, дрожавшим от страха и любопытства. Кобыла подняла голову и вместе с жеребенком подошла к ограде. Они стояли и серьезно смотрели на женщину и ее собаку.

Мало-помалу Эль перестала дрожать. Она утратила к лошадям всякий интерес и понеслась на поиски новых впечатлений, распугав белок и обратив в бегство фазана.

Ее жизнь только начинается, думала Зоя. Эль все кажется удивительным и захватывающим. Ее опьяняет радость жизни. Все вызывает в ней одинаковый интерес: летящий по ветру лист, ползущий по тропинке жук… Владевшая щенком ненасытная страсть к познанию заставляла Зою улыбаться и грела ей душу.

А душа замерзала. Внутренний голос днем и ночью твердил Зое, что она совершает преступление, отказываясь от любимого. Это наполняло молодую женщину страхом и унынием и лишало воли к жизни.

Ее мучили сны. Ночью они вторгались в ее мозг. А когда она просыпалась и вновь становилась самой собой, ее держали в плену воспоминания об этих снах. Она не могла вырваться из порочного круга, а если бы попыталась с кем-нибудь поделиться своими чувствами, ее бы отправили в сумасшедший дом. В лучшем случае назвали бы дурой и истеричкой.

Всего несколько месяцев назад она считала себя абсолютно нормальным, здравым человеком. Точнее, думала, что это само собой разумеется. Два вещих сна изменили все. А в последнее время ей регулярно снился третий. Он являлся, когда хотел, пронзал Зою страхом и требовал обратить на себя внимание. Этот сон пугал не столько событиями, сколько содержавшимся в нем грозным предупреждением, что ее надежды на счастье тщетны.

Дура и истеричка, думала Зоя. Неужели она такая и есть? Хотелось бы, чтобы это было правдой. Тогда Зоя могла бы обратиться к психоаналитикам. Эти люди покопались бы в ее прошлом, вынули из шкафов все семейные скелеты и вырвали им клыки.

Дура и истеричка, вновь прозвучало в ее мозгу. Она на мгновение остановилась и задумалась; бежавшая впереди Эль тоже остановилась и удивленно посмотрела на хозяйку. Эти слова говорил мужской голос. Тон был иронический, но любовный. Зоя узнала его и улыбнулась. Дядя Уильям, младший брат отца!

Она вспомнила, как дядя немилосердно дразнил ее мать, постоянно посмеивался над ее суевериями и пристрастием к гадалкам и ясновидящим. Но он был добр и никогда не издевался над ней.