В длинном красном платье-сарафане. Вроде бы почти простом, уличном, не вечернем и даже не коктейльном. Но квадратное декольте подчеркивало высокую пышную грудь. Сборки до талии – изящность фигуры. А пышные рукава тонкие запястья.
Обычно Беркут редко обращал внимание на руки женщины. Оценивал грудь, бедра, ноги, талию.
Но сейчас его взгляд так и лип к аристократически длинным, узким ладоням Али.
И – самое интересное – даже без маникюра, с аккуратно обстриженными ногтями они выглядели совершенными.
Следующим ударом по либидо и чувствам Беркута стал легкий макияж Али. И вроде бы опять ничего ведь особенного. Чуть подчеркнуто там, слегка здесь.
Но кожа ее казалась еще более свежей, сияющей. А глаза просто огромными, глубокими. В таких утонуть – раз плюнуть. А вот выплыть и найти крохи мыслей – еще как непросто.
Беркут прямо завис, как компьютер, не в силах переварить поступавшие данные.
Потому что они еще поступали.
Волосы Али волнами спадали на плечи. Местами еще чуть влажные, сразу напоминающие о том, как они в бассейне… резвились будто восторженные дети и… восторженно занимались другим. Любовью. Отдались безумию страсти.
В чуть приглушенном освещении волосы Али казались красноватыми.
Беркут даже не сразу понял – почему она мнется и не проходит в комнату.
И лишь потом Аля все же спросила:
– Эм? Что-то не так?
– Не так? – Беркут искренне удивился. Что вообще С НЕЙ может быть не так?
– Ну вы так смотрите…
– Прикидываю, не начать ли пить бром регулярно… Ты слишком соблазнительна. И не поручить ли ближайшие дела заместителям. Потому что важные деловые переговоры и мысли о том, как бы поскорее встретиться с женщиной – крайне неудачное сочетание.
Аля покраснела и опустила глаза, становясь ее более прекрасной, нежной, непосредственной как в бассейне.
Поборов желание схватить ее, усадить на колени и самому кормить, Беркут прокашлялся и жестом пригласил ласточку к столу.
Аля
Я вертелась перед зеркалом, как девчонка, и просто не могла прекратить улыбаться.
Вспоминалась Элиза Дулитл из бессмертной «Моей прекрасной леди». Как она танцевала на первом своем балу и как восторженно кружилась по возвращению. Вальсировала в ночной рубашке и пела, пела и еще раз пела.
Кажется, мой бал начался еще в бассейне и сейчас стихийно продолжался.
Не знаю, что на меня накатило. Проблемы временно отошли на второй план.
Я собиралась, словно на светский раут, где нужно соответствовать шикарному спутнику.
Меня прямо распирало от восторга, потряхивало от волнения, и хотелось поторопить мгновения.
Я пришла к Беркуту минута в минуту. Его даже в комнате еще не было.
Думала – выйти и зайти чуть позже. Чтобы не выдавать своего нетерпения.
Но Борислав выскочил из соседней комнаты, и мы застыли друг напротив друга.
В воздухе повисло такое напряжение… Казалось – малейшая искра – и все, пожар.
Сгорим дотла в пламени эмоций.
Было неуютно и странно. И одновременно изнутри поднимался, завладевал всем моим существом азарт, смешанный с этим забытым, потерянным в молодости чувством – ура, я прекрасна и интересна красавцу мужчине.
Казалось, Беркут умудрился за день содрать с меня все наносное, все то, что налипло со временем, позволив нутру вырваться на свободу.
Вначале я активно сопротивлялась, было немного больно и неприятно. Но потому вдохнула полной грудью… И… получила огромное удовольствие.
Какое-то время мы оба молчали.
А потом Борислав пригласил к столу. И я насладилась чудеснейшим ужином. Потому что, как выяснилось, ужасно проголодалась во время наших игр в бассейне и последующих игр на лежаке. Уже совсем другого, взрослого толка.
Ммм… Лобстеры буквально таяли во рту. Запеченные кальмары оказались сытными и тягучими. Креветки – нежными и слегка пряными.
Борислав ел тоже. Но больше наблюдал за мной.
Кажется, я начинала привыкать к тому, что он словно всякий раз меня изучает. Как некий объект, смысл которого непременно нужно разгадать ученому. Он вертит его так и сяк, берет пробы, проводит анализы.
И всякий раз делает очередные выводы.
Когда я перешла от еды к нежному, ванильному чизкейку, Беркут, наконец-то, заговорил более длинными предложениями, нежели «вот это попробуй», «давай доложу», «держи чай».
– Тебе у меня нравится? – мне показалось, что он начал издалека, чтобы подвести беседу к какому-то более важному, существенному вопросу.
– Да. У тебя, правда, здорово.
– Ты успокоилась?
– Не то слово. А где Риан?
Я вдруг поймала себя на том, что не задумывалась, где мой сын и что с ним. В полной уверенности, что под защитой Беркута ему совсем ничего не грозит.
– Твоя тетя решила собрать его по-серьезному. Моим ребятам помочь не дала. Так что за ним заедут… – Беркут взглянул на часы. – Уже заехали. Через час примерно они с Майей уже будут тут. Надеюсь, ты не переживала?
Я повела плечом и призналась, как на духу.
– Почему-то я искренне поверила, что ты убережешь моего сына от злодеев и даже не переживала.
– Почему-то? – прищурился Беркут.
– Да.
Он откинулся на спинку стула и изучал меня, молчал, только продолжал щуриться.