— О, ну что ты, дорогой, — тот человек снова сел в кресло. — Я всего лишь сказал, что девчонка симпатичная.
— Ты — мой гость. И я рад доставить тебе такое маленькое удовольствие.
Ничего не понимая, переводила взгляд с одного на другого.
Но у обоих лица, — бесстрастная холодная маска. Ничего не понять, не разобрать…
Меня снова подхватили за руки охранники и поволокли отсюда.
Куда? Что теперь со мной будет? Неужели — обратно, к себе??? Продолжить то, что остановил Сармат?
Затащили в какую-то комнату, — их оказалось много здесь, наверху, в извистых коридорах.
А я уже выдохлась, даже сопротивляться не пыталась, — да и какой смысл? Все равно не поможет…
Обреченно только закрыла глаза и судорожно сглотнула, когда меня усадили на постель. Сейчас будут издеваться… И еще с большей злостью после того, как их остановил Сармат…
— Повезло тебе, сучка, — тяжелая рука схватила за подбородок, но не ударила. — Спас тебя Морок.
Спас? Повезло?
Будто в дурмане, через пелену и гул в ушах доносились до меня слова. И лицо того, кто говорил расплывалось, множилось, плыло перед глазами, теряя форму.
— Да не дергайся, — снова со злостью замахнулся, — сама не заметила, как отшатнулась назад. — Никто тебя теперь не тронет.
Это — правда? Он действительно это говорит? Или так со мной играет подсознание, и я слышу то, на что уповаю?
Но рука останавливается в миллиметре от моего лица, так и не ударив.
Неужели — правда?
И тот человек — действительно меня спас? Вот так легко, — всего несколькими словами?
— Меня отпустят? — спрашиваю, еще не веря. Голос дрожит, да меня всю колотит.
— Да, — мрачно раздается голос Сармата. — Теперь тебя отпустят. Ванная справа. Приведи в себя в порядок, — мне в лицо летит какая-то тряпка. Платье, — понимаю, успев его поймать на лету.
Неужели? Да? — все еще боюсь в это поверить. Я — свободна?
Не задавая больше вопросов, буквально подпрыгиваю и влетаю в ванную комнату.
Судорожно тру тело мочалкой, смывая с себя кровь и все их омерзительные прикосновения. Не стоит больше ничего говорить, ни о чем спрашивать! Бежать отсюда, — и поскорее, пока не передумали!
— Зря платье надела, — когда возвращаюсь в комнате нет уже мужчин, от чего снова вздыхаю с облегчением.
Но меня ждет женщина, — лет пятидесяти, навскидку, в восточной одежде. Никогда не видела ее здесь.
— Зафира меня зовут, — сухо сообщает она, окинув меня ничего не выражающим взглядом. — Снимай платье и ложись на кушетку. Все снимай.
— Но…
О, Боже! Нет! Неужели Маниз все-таки передумал?
И зачем я только пошла мыться? Бежать надо было, сразу же! Плевать, в каком виде!
— Меня отпустили, — бормочу с отчаянной надеждой.
— Отпустили, — кивает головой, соглашаясь. — К Мороку тебя отпустили, девочка. Ты теперь принадлежишь ему. Хозяин тебя подарил своему гостю.
Что???!!!
Ничего понять не могу, — как это — подарил? Как это — принадлежу?
Господи, — да что же за порядки у них здесь такие? То — пальцы отрубить собираются и отдать на растерзание охранникам, то, — вдруг я, оказывается, стала чьим-то подарком?
— Повезло тебе, — Зафира, все так же, совершенно бесстрастно подходит ближе, щупает пальцами мои губы, грудь, поднимает волосы, — а я стою, как изваяние, и даже руки поднять не могу, чтобы пресечь это. — Теперь у тебя есть свой господин. Он теперь твой хозяин, — будет доволен, ни в чем нужды иметь больше не будешь! Защитит, все даст, все решать теперь в твоей жизни будет.
Только трясу головой, как будто от этого наваждение пропадет. Хозяин? Я теперь — его вещь, что ли?
— Ложись, — Зафира кивает головой на кушетку и я, будто во сне, послушно стряхиваю платье и таки ложусь — а куда деваться.
Непонятно откуда появившиеся девушки начинаю разминать мое тело, — каждую косточку, до приятной расслабленной неги, втирая в кожу какие-то ароматные масла. Даже приятно становится, — тело как будто оживает, несмотря ни на что…
То же самое происходит и с волосами, — мне не дают их ни высушить самой, ни причесать.
Расчесывают тоже двое, что-то в них втирая, — а я, уже сидя перед зеркалом, с удивлением смотрю на собственное отражение, — вечно непослушные волосы так и сияют, мягкой волной окутывая ниже пояса, а кожа — так будто светится изнутри. Прямо и не я…
— Снимай, — Зафира дергает за резинку бюстралтера, и я, вздохнув, начинаю снимать белье.
На меня тут же набрасывают прозрачное белоснежное платье, — оно похоже на тонкое облако, что идеально окутывает мою фигуру. А сверху надевают какой-то длинный то ли халат, то ли балахон.
— А белье? — губы слушаются с трудом, да и сама я никак не могу очнуться, поверить в происходящее, — уж слишком все нереально и ненормально.
— Белье тебе не понадобится, — усмехается Зафира, утаскивая меня из комнаты, а после, — и по ступенькам вниз.
Сердце колотится, как сумасшедшее, — но нас никто не останавливает, даже когда мы выходим из «Звезды».
Проходим двор, садимся в машину, — и все по-прежнему спокойно.
Теперь уже сердце, снова срываясь, начинает биться совсем иначе, — все-таки, я действительно на свободе, хоть и никак не могу в это поверить!