Пленница Вепря (СИ)

Минут через пять в палату деловито входит медсестра. Из-за шапочки, скрывающей лоб, и насупленного взгляда трудно понять, сколько ей лет. Она даже симпатичной не кажется. Строгая и предельно отстраненная. Ставит мне уколы. Один в ягодицу и два в вену. Она напряженно всматривается мне в лицо. Я не сразу понимаю, что не могу на нем сфокусировать взгляд. Медсестра аккуратно укладывает меня на кровати и накрывает одеялом.

— Вот и хорошо, милая, — шепчет негромко.

Это последнее, что я слышу. И снова оказываюсь на берегу океана. Бегаю с дочкой по кромке воды, мокрая и счастливая. Алекс лежит в шезлонге и добродушно улыбается нам с Мелиссой. Я машу ему рукой, а потом беру дочку на руки и бегу к мужу. Он быстро поднимается и укрывает нас с малышкой махровым полотенцем. Я чувствую тепло и радость. А после просыпаюсь, захлебываясь от слез. Реву как от великой потери. Впрочем, так оно и есть…

Я оглядываюсь по сторонам и с ужасом понимаю, что уже нахожусь в совершенно другом месте. Лежу на широкой кровати с кожаным изголовьем. Из высокого французского окна виден край забора и лес.

«Твою мать, — шепчу я, рассердившись на Веприцкого, доктора Валеру и его медсестру. Он все-таки вывез меня из клиники. Велел ввести снотворное и, как пластмассовую куклу, вынес из клиники. — Идиотка, — злюсь на саму себя. — Размякла как дура! И так полно неприятностей, еще угодила в историю с Вепрем! Не нужно было к нему вообще обращаться, — вздыхаю тяжело и от отчаяния валюсь обратно в постель. — Если не он, то кто тогда поможет?!» — реву белугой, утыкаясь носом в подушки.

— Если тренируешься, чтобы меня разжалобить, — слышу я недовольный голос. — То зря стараешься.

От неожиданности я подпрыгиваю на постели и снова натыкаюсь на ледяные глаза Вепря.

— Слезами взять многие пытались, — усмехается он, садясь в изножье кровати, и заявляет не терпящим возражения голосом: — Ты — моя гостья, дорогая. Чувствуй себя как дома.

Что это? Неприкрытый сарказм или откровенная издевка?

— Так нуждаешься в обществе? — хмыкаю я, понимая, что мне обязательно нужно разжалобить эту зверюгу и все-таки договориться с ним.

«Кроме него помочь некому», — тяжело вздыхаю я и замираю на месте, чувствуя, как ладонь Веприцкого нежно касается моей ступни.

«Твою мать! — про себя вою я. — Только этого мне и не хватало!»

И осторожно убираю ногу. Но цепкие пальцы моего противника смыкаются вокруг моей щиколотки и чуть тянут на себя, совершенно не больно, но властно.

— Не рыпайся, — криво усмехается он, — а то трахну и разрешения не спрошу.

«Кажется, в переводе на русский это называется изнасилованием», — замечаю я про себя и чувствую нарастающую дрожь во всем теле. Нет. Не страсть меня захлестывает, а дикий страх. Я боюсь пошевелиться, прекрасно понимая, что на мне кроме больничной ночнушки ничего нет. А сам Веприцкий в спортивных штанах и белой майке лежит у меня в ногах, и одно мое неверное движение или слово, он может запросто их раздвинуть… Я отгоняю от себя крамольные мысли и, приподнявшись на локте, переспрашиваю как дурочка:

— Гостья?

— Да, — серьезно кивает он. — Мне дешевле держать тебя здесь, чем потом искать по всему городу. Опять исчезнешь куда-нибудь. А мне людям плати за дурную работу.

— Зачем я тебе? — спрашиваю предельно серьезно.

— Хочу разобраться, — бурчит он. — У меня пазлы в башке не складываются, — сообщает он недовольно.

«Ну конечно, — хмыкаю я мысленно. — В голове фигурно нарезанные картонки? Заметно!»

— Что ты хочешь выяснить? — осведомляюсь спокойно, насколько это возможно.

— Я поручил провести дополнительное расследование. Пока не получу интересующие меня сведения, останешься здесь.

— С чего бы? — фыркаю я, натягивая одеяло на груди.

— У тебя два варианта, моя прелесть, — сердится он. — Компенсируешь людям все убытки или ждешь, пока я полностью разберусь в этой мутной истории. Ты так верещала в клубе, что даже я засомневался в своей правоте. Поэтому сидишь тут и не свистишь, поняла? В доме прислуга, — раздраженно бросает он. — Комнаты убираются, в холодильнике полно еды. Что-то понадобится, можешь попросить.

— И сколько мне тут находиться? — с вызовом шиплю я. — У меня вообще-то своя жизнь, Родион Александрович, — ехидно замечаю я. — Ваши доводы засуньте себе…

— Куда именно? — саркастически хмыкает он, и одна бровь поднимается кверху.

«Джентльмен, твою мать, — мысленно охаю я. — Монокль только где?»

— Твое положение и так весьма шаткое, — криво усмехается Веприцкий. — Я бы не советовал усугублять.

И снова проводит пальцем по моей ступне. Нежно и очень бережно. Такое поведение совершенно не вяжется с его тоном. Агрессивным и чуть снисходительным. Вдобавок на мне нет трусов, что тоже не прибавляет уверенности.

— Отпусти, — прошу я, пытаясь вытащить ногу из его цепких лап.

— Подумай, что тебе нужно. Я отдам распоряжение, — усмехается он, снова оглаживая мою щиколотку.