Пленный лев

– Ваши ученые в школах толкуют об уме, душе и сердце!.. А Божественный свет должен просветить более душу, чем ум!

Несколько минут Малькольм размышлял и наконец сказал:

– Я думал, что стою на пути истинном.

– Я и не говорю вам противного! – возразила Эклермонда. – Искать Божественного света в речах людей мудрых и благочестивых – тоже благая цель! Когда вы будете в состоянии узреть истинный свет, передайте его другим; когда отыщете клад – распространите его повсюду: и таким образом вы скопите себе сокровище на небесах!

Слова ее были загадочны для Малькольма; но он, в своем благоговении к молодой девушке, не мог не запомнить их и не сохранить в своем сердце.

Эта встреча окончательно успокоила его душу. Внезапное волнение при виде ее сменилось чувством более чистым, чем то обожание, что он питал к ней в дни своей юности.

Леди Монтегю теперь была им вполне довольна: он сделался прежним Малькольмом, но без обычной недоверчивости к самому себе; кроме того, он был так тверд и разумен, что из ребенка уже превратился в мужчину. Она радушно пригласила его на обратном пути остановиться у нее. Малькольм с благодарностью принял это приглашение, тем более что иначе ему не было бы возможности представить Лилию Эклермонде и, может быть, в последний раз увидеть ее!

Им суждено было, однако, еще раз встретиться, чтобы возвратить друг другу данное слово; но это не могло быть ранее вступления Эклермонды в монастырь. Итак, он обещал ей не уезжать до того времени из Великобритании и ждать ее посла.

На следующий день, в понедельник, братья продолжили свой путь и достигли, наконец, той дороги, по которой проезжал Малькольм три года тому назад. Каждый куст, каждая тропинка пробуждали в нем воспоминание о короле Генрихе! Доехав до Тирска, Малькольм сообщил недоверчивым слушателям о посвящении в рыцарский сан Тректона и Китсона и об их честном и мужественном поведении.

Узнав, что мать Китсона живет неподалеку от дороги, Малькольм направился к большой мызе, окруженной рвами, и застал старуху за прялкой. Она правила большим хозяйством, и ее второй сын, у которого лицо было еще хитрее, чем у сэра Христофа, усердно занимался мызой.

Наших путников приняли радушно, как только узнали, что они привезли вести о Христофе. Старушка со слезами радости выслушала рассказ Малькольма, а сын ее не мог надивиться, узнав, что Тректон и Китсон настолько дружны, что дружба их вошла в поговорку во всем лагере.

Вильфрида Китсона не столько поразил рыцарский сан брата и его храбрость и отличия, сколько эта внезапная дружба, возникшая из ненависти. Малькольм понял, что решение рыцарей не возвращаться домой не возбудит сожалений. Место Христофа у очага, казалось, было для него закрыто. Вильфрид слишком уже сделался хозяином, чтобы уступить первенство старшему брату, и даже старуха-мать умела теперь обойтись без него.

– Я уверена, – сказала она, – что, когда он сделался рыцарем и перенял французские манеры, теперь у нас все будет не по его вкусу! Если же ему вздумается привести с собой Тректона, то он может быть уверен что я не сяду за один стол с этим негодяем!

После обеда, состоявшего из соленой рыбы, Малькольм, собираясь сесть на коня, сказал Патрику:

– Если бы добрый Китсон слышал то, что я выслушал, то, конечно, никогда не покинул бы лагеря, где его считают полезным. Неужели и нас так же мало жаждут видеть в Гленуски, Патрик?

Патрик с уверенностью и надеждой на лице приосанился на своем седле, – он знал, что равнодушие не коснется сердца Лилии.

В Дурхэме они нашли своего старого друга, отца Акфильда, бывшего холдингхэмского приора. Год тому назад он был грубо изгнан домом Олбени, и место его отдано, по их ходатайству, брату Дрэксу. Добрый отец мирно жил в Дурхэмском аббатстве, испросив себе позволение перебраться через границу с несколькими английскими монахами.

Глядя на Малькольма, он почти не верил своим глазам. Отец Акфильд ничего не мог сообщить им о Лилии, ибо со времени своего изгнания не знал, что с ней сталось, но за нее он был совершенно спокоен, потому что настоятельница Святой Эббы была из фамилии Драммондов и никому не позволяла вмешиваться в свои дела. Впрочем, он все-таки посоветовал братьям ехать немедленно в монастырь Святой Эббы, не показываясь в Холдингхэме, из боязни, что приор Дрэкс, преданный дому Олбени, вздумает препятствовать выдаче молодой девушки брату, которому недоставало нескольких месяцев до совершеннолетия.

Поэтому они продолжили свой путь и остановились только переночевать в Варвике. Встав рано утром, они, наконец, перешли границу и вступили на шотландскую землю. Сердца их бились при мысли, что они теперь на родине и в ней скоро должны прекратиться смута и беспорядки. Они направились к морю, минуя Холдингхэм, и, наконец, их взорам предстали башни монастыря Святой Эббы. Они прошли службы монастыря и постучались у входных дверей.

Калитка отворилась, и за решеткой ее показалась голова послушницы.