Пленных не брать!

– Это вполне логично, потому что женщина склонна верить в сказки. Этим и пользуются все создатели диет и прочих «эффективных и действенных» методов. Они обычно пытаются лечить уже болезнь, а не ее причину. Сбросить вес можно, но что делать потом, с разбитым, разбалансированным организмом, который без костылей уже жить не способен? А образ жизни не изменился. Девочка как сидела на попе, так и сидит, как не могла пять километров пробежать поутру, так и не может. А организм подорван голоданием, у него сил нет, оттого что «мясо есть вредно». Он уже бороться не может ни с холестерином, ни с жиром, ни с гиподинамией, которую, кстати, никто не отменял. А у женщины дети есть. Которые могут тридцать три раза иметь здоровые гены, но вырастут полными уродами из-за того, что перед их глазами постоянно ходит туда-сюда получеловек-полутруп, всегда и везде ищущий «здоровую еду», готовящий безвкусную дрянь из овощей на водяном пару. И это только объективные причины, которые не затрагивают разного сорта энергетику, экстрасенсорику и прочие «паранормальные» варианты.

– То есть ты хочешь сказать, что человек, питающийся «здоровой пищей», имеет значительно больше шансов заболеть ожирением, чем человек, съедающий на обед хороший кусок мяса с кровью?

– Да, конечно. Скушал мяса – полон энергии, встал и растратил эту энергию на какое-нибудь полезное дело. Сжег жиры, улучшил свою физическую форму. По-твоему, греки, с которых статуи делали, питались пареной морковкой? Нет. Они ели мясо! Много бегали и мало сидели на заднице.

– А при чем тут экстрасенсорика?

– Ну, тут начинается область, в которую можно верить, а можно не верить. Люди, питающиеся спокон веков мясом, забирают энергию от убитых живых существ. Усваивают ее и оттого становятся сильнее. Некоторое количество людей, объединенное общей историей и территорией, называется народ. Чем больше сильных людей входит в состав такого народа, тем сильнее становится сам народ. Тем больше он привлекает на себя пассионарности...

– Чего привлекает?

– Пассионарности. Ну, скажем так, внимания богов. У такого народа больше удача, лучше лидеры, богаче культура, красивее дети. Пассионарный народ развивается. И наоборот, когда люди начинают маяться дурью, жрут всякую дрянь, жаждут халявы, то пассионарность уходит из их мира. Становится меньше энергии, силы. Культура беднеет, люди слабеют, делаются более уродливыми, тупыми. Это в первую очередь сказывается на детях... Энергетика. В это можно верить, можно не верить, но целый ряд явлений это очень хорошо объясняет.

– Так ты хочешь сказать, что финны теряют пассионарность?

– Ну, тут уже начинаются варианты. Необязательно же в мире всё черное и белое. Или есть пассионарность, или нет ее. Всё гораздо сложнее. Просто есть теория. Ее можно доказать, углубиться в дебри, вывести формулу. Но боюсь, что это ничего не изменит. Особенно для финнов. Для них, кстати, еще далеко не всё потеряно. В отличие от американцев. Эти стремительно превращаются в полных уродцев.

– Так, погоди, а чего ты так недоволен шейпингами? – Юлька помешала кофе ложечкой, попробовала, легонько поморщилась и поискала что-то глазами.

– Халява.

Я передал ей свой сахар. Пить кофе с сахаром, однозначно, гробить вкус напитка. Кофе не может быть сладким, он должен горчить. Сладкий кофе – это всё равно что сладкая водка. Однако не все женщины это понимают.

– Почему это? – оскорбилась Юлька. – Там знаешь как потеют?!

– Во-первых, не уверен, что потеют, а во-вторых, его слишком активно пропагандируют как средство от всех проблем современной женщины. Когда наблюдается такая активность, меня пробивает на измену.

– Ты просто подозрительный.

– В точку попала...

19

– Вот, помню, у нас в деревне случай был: пошла баба на прорубь за какими-то своими бабскими надобностями, то ли по воду, то ли полоскать что, да сама возьми и провались...

На костре кипела вкусно пахнущая похлебка из мясных консервов, над лощинкой, в которой укрылся маленький отряд, плыли в чистом голубом небе рваные лохматые облачка. День выдался солнечный, снег искрился, резал глаза, и ночные события казались далекими и происшедшими вроде как и не с ними. Наверное, именно поэтому Потапчук рассказывал смешные байки, и никто не хотел вспоминать о смерти Чибисова.

– Вот. Провалилась она в полынью. А баба, надо сказать, была справная, сдобная, хозяйство заднее у нее – во! Как у першерона. Ну и застряла.

– Это как? – не понял Борисенко. – Кверху задницей, что ли?!

– Нет, наоборот. Она не то оступилась, не то поскользнулась – короче, задней частью в прорубь угодила, а вылезти не может, словно пробка. Руками упирается, держится, и всё тут. Хорошо, детишки близко катались, побежали народ звать – мол, Ефимовна топнет. Прибежали, кто был, давай тянуть, а она не лезет. Послали кого-то за пешней, лед-то толстый, так просто не обломаешь, а баба в голос: замерзаю, говорит. А мороз был сильный, прямо как здесь.

– Надо было тянуть сильнее, – сказал Смоленский.