Плерома

– И часто он так? – поинтересовался гость из Сахары.

– Отец-то? Да, считай, круглый год. Что ему сделается. Печенку чинят, когда надо. Похмелья не бывает. Работать ему не для чего, говорит. Принципиально не хочет. Представляешь, сколько себя помню, ни разу не спросил, который час.

Бажин мрачно хмыкнул.

– Правда-правда.

– Так и свихнуться можно, – заметил Валерик. – Может быть, этот «князюшка» его просвещает. Он что, действительно князь?

Вадим кивнул, поджимая губы.

– Действительно. Бобринский. Их теперь куча здесь живет. Поколений семь-восемь. Усадьбу-то, сам понимаешь, отреставрировали. И лошади, и телеги, в смысле кареты. Есть очень даже приличные люди. Косят, сами двор метут.

Словно для того, чтобы проиллюстрировать слова Вадима, из-за шеренги деревьев показалось длинное бело-желтое здание с закругленными вперед, как бы для объятия крыльями. Свежестью красок и блеском высоких окон строение радовало взгляд. Перед широким крыльцом на тщательно устроенной клумбе высился, грациозно разваливаясь на стороны, водяной венец фонтана.

Высокий человек в спортивном костюме возил граблями по розовому песку, окружающему клумбу.

– Это прадед нашего «князюшки», родной прадед. На дуэли в Париже был убит.

– Повезло, – выпятил нижнюю губу Валерик. – Тамошние кладбища, как швейцарские банки. Вишь, метет, и не думает гнушаться.

– Да что там, один из них, Бобринских, простым банщиком у Бажина работает, – сказал Вадим.

Бажин солидно кивнул.

Валерик повернулся к великану.

– Да, старик, а ты-то как?

Бажин снял очки и промокнул платком некрасиво слезящиеся глаза.

– От старика слышу.

Валерик громко захохотал.

– Смотри-ка, да ты совсем не то, что прежде. Бодр. Сменил жизненную философию?

Великан насупился и вернул очки на место, как бы закрывая занавес.

– Ты лучше о себе расскажи. Доходили слухи…

– Да, господа, да, – артистично поклонился Валерик, – прибыл я в родной город не только как твой дружка, Вадик, но и как лицо инспектирующее. Я теперь в надзоре.

– Правда? – глухо спросил Бажин, и рот его недоверчиво скривился, что было особенно заметно при неподвижных очках.

Валерик небрежным и одновременно уверенным движением извлек из жилетного кармана настоящий круглый хронометр, повертел в слюдяно поблескивающих пальцах и отбросил узорчатую крышку.

– Не желаете ли приложить ухо, господа сеньоры.

Вадим тут же приложил, и на его лице проявился полный живейший восторг. Было понятно, что это не муляж, что часы идут. Бажин тоже начал наклоняться, но, натянув какие-то внутренние стропы, остался в прежнем положении.

– Да-а, – протянул Вадим. Приятно, когда твои друзья достигают в жизни чего-то. – Это ведь не просто так, это ведь…

– Ты прав, Вадим, это не просто так. Раньше про меня сказали бы – генерал. Или депутат.

Бажин снова дернул ртом и шумно втянул воздух.

– Побегу я. И так уж… Ты, Вадик не обижайся. Там у меня запарка, извини за выражение. Новую технику монтируют. Душ, так сказать, Шарко.

Вадим улыбнулся и кивнул. Бажин пожал руку одному другу, другому, развернулся и зашагал в обратном направлении, с максимальной осторожностью переставляя колоннообразные ноги.

– Н-да, – сказал Валерик, – он все там же, то есть заведует мужским отделением?

– Бери выше, директор.

– Карьерист, – иронически хмыкнул Валерик. – Ну это ладно. А лишний вес, одышка, это зачем, умерщвление плоти? Это же убирается на раз-два.

Вадим пожал плечами.

– Я пытался с ним разговаривать… И жалею, что пытался.

– Интимное, слишком интимное. Тебе не кажется – он опять что-то задумал?

– Тебе так показалось?!

– Хотелось бы ошибиться.

Вадим вздохнул так, словно его назначили делать это вместо ушедшего Бажина.

– Тебе легко говорить, Валерик. Ты себя с ним не ровняй. Ты всегда везучий был.

– И это ты брось. Хотя бы по той простой причине, что дело сейчас не обо мне. Куда нам, кстати? Насколько я понимаю, Лазарет у вас теперь свой.

– Тут недалеко, прямо за речкой.

Они прошли метров сто пятьдесят по плавно петляющей и одновременно клонящейся куда-то вниз улице. «Даун-стрит» называл ее раньше Валерик, остря. Он выводил ассоциацию не столько от лондонской сестры, сколько от характера жителей улицы. Сплошь психов-даунов с которыми разговаривать имело смысл только с помощью кулаков. Теперь все встречные были приветливо улыбчивы и немногочисленны. Пока Вадим не узнал, в чем на самом деле дело, он считал, что улицы этой части родного Калинова стали значительно пустыннее, чем в прежние времена из-за того, что закрыли за ненадобностью многолюдный политехникум.

«Даун-стрит» заканчивалась так же внезапно, как и раньше, но не свалкой, а высокой и изящной каменной беседкой. Оказывается, именно такая имела место в Древние, еще дотехникумовские времена, и теперь вернувшимися князьями была восстановлена по старинным эскизам.