Плесень

По словам самой обвиняемой, она совершила убийство, движимая любовью к своим детям. В основе побудительного мотива убийства лежат религиозные представления о бессмертии душ, существовании рая и ада, и определения греха. Совершая убийство четверых своих несовершеннолетних детей, подсудимая верила в то, что спасает их души. Будучи ревностной христианкой, опираясь на учение церкви, она представляла себе дальнейшую жизнь своих детей как непрерывную череду соблазнов, против которых её дети, с большой степенью вероятности, не смогут устоять. Следствием этого явится нарушение христианских заповедей, впадение во грех, и посмертное наказание для бессмертных душ её детей путём ввержения их на веки вечные в ад. То есть, сумма ошибок, совершённых в течении короткой жизни на Земле, влечёт за собой бесконечные во времени страдания бессмертной души. Из всего этого подсудимая миссис Эдвардс сделала логический вывод: лучше она принесёт в жертву свою бессмертную душу и обречёт себя на вечные муки, но спасёт души своих детей, отправив их прямиком в рай, на вечное блаженство.

Уникальность этого дела заключается ещё и в том, что подсудимая не отрицает факта убийства своих четырёх детей и не просит о сносхождении. Наоборот, она прямо и недвусмысленно заявляет о том, что предпочла бы быть приговорённой к смертной казни, поскольку тем самым хотя бы малая часть её вины была бы с неё снята в глазах господа и она, как и все прочие, претерпевшие насильственную смерть, могла бы расчитывать на каплю снисхождения.

Уникальна и моя роль, как прокурора, в этом процессе, поскольку мне нет нужды доказывать суду факт совершения подсудимой противоправного деяния — она этот факт не отрицает. Нет для меня и необходимости требовать для подсудимой меры наказания — она сама испрашивает для себя высшую меру наказания — смертную казнь. Если на обычном судебном процессе прокурор стремится доказать факт совершения противоправного деяния и требует от суда определённого наказания, в то время как защитник пытается опровергнуть логические построения прокурора или найти смягчающие обстоятельства дела, благодаря которым может быть смягчён приговор, то на сегодняшнем процессе роль прокурора, как и роль защитника, выглядит совершенно бессмысленной.

В чём же заключается наша общая цель сегодня? Что мы должны сделать? На что мы все, и прокурор, и судья, и защитник, и присяжные заседатели, должны быть нацелены? Объективно говоря, наша общая цель — восстановление справедливости. Нам предстоит установить не столько факт деяния — убийства четырёх ни в чём не повинных детей, поскольку факт этот уже установлен и не вызывает сомнения; нам предстоит установить степень виновности подсудимой и выяснить кто или что вместе с ней несёт ответственность за случившуюся трагедию.

Принимая за аксиому точку зрения подсудимой на жизнь, смерть и посмертное существование души, следует признать её логику безупречной и последовательной. Я лично не вижу логических ошибок в её рассуждениях. Однако, в этом случае мы вынуждены будем признать допустимость такого рода деяний в будущем и оправдывать родителей, которые могут последовать её примеру! Но, с точки зрения здравого смысла и действующих в нашем обществе законов, это немыслимо. Следовательно, остаётся одно — усомниться в истинности и правомерности предлагаемой нам аксиоматики. Но кто же предлагает нам эту систему аксиом? Церковь. Но я не считаю, господин судья, что мы вправе здесь, в этом зале заниматься теологическими изысканиями. Я не думаю, что мы можем взять на себя задачу определять степень вины, падающую в данном случае на религиозную традицию христианства.

Я считаю, что поступок этой женщины вскрыл глубочайшее внутреннее противоречие, заключённое в христианской доктрине. Но, в то же время, я не считаю, что мы, собравшиеся здесь пятнадцать человек, имеем полномочия рассматривать такие глобальные вопросы и выносить по ним решения. Мы не можем взять на себя ответственность за решение проблем, над которыми выдающиеся умы бьются уже на протяжении как минимум тысячелетия.

Поэтому я прошу вас, господин судья, и вас, господа присяжные заседатели, быть по возможности объективными, подойти к рассмотрению этого дела непредвзято и, ориентируясь на ваше чувство справедливости, определить степень вины подсудимой в совершённом ею поступке.

Закончив свою речь этими словами, прокурор прошёл к своему месту и тяжело опустился на стул, вытирая платком выступивший на лбу пот. Все присутствующие молчали. Тишину нарушало только слабое жужжание телевизионных камер. Примерно через минуту, словно выйдя из состояния оцепенения, судья Дуглас объявил перерыв.

— Мне кажется, я начинаю понимать, кто был заинтересован в смерти миссис Эдвардс, — произнёс Джеймс, выключая телевизор.

— Кто? — с любопытством спросила Моника.

— А ты сама как думаешь? — вопросом на вопрос ответил Джеймс.

— Если я всё правильно поняла, — угрюмо произнесла Вероника, — этот дяденька сказал, что виновата не только миссис Эдвардс, но и тот, кто промывал ей мозги.