Плеск звездных морей

Десантная лодка Олега мягко села, выпустив длинные лапы упоров. Из лодки вылез человек в скафандре и скачками побежал к площадке. За плечами у него висел туго набитый рюкзак.

— Контакт? — услышали мы его возбуждённый голос. — Контакт! Эврика!

Все пришло в движение. Обе смены ганимедцев взяли Олега в плотное кольцо, загалдели, по рукам пошла какая-то плёнка.

— Типичная запись биомассы.

— Такие уплотнения может дать и эхо.

— Ну да, скажешь! Явный контакт.

— А почему здесь размыто?

— Да не рви плёнку из рук! Ребята, так нельзя! Пошли в лабораторию.

Скафандры оставили в шлюзе станции, но и без скафандров мы с трудом поместились в тесном отсеке лаборатории. Приходилось стоять вплотную друг к другу.

Олег Рунич был ростом мелковат и неширок в плечах. Не сказал бы, чтобы он возмужал за эти три года — с тех пор как я высадил его на Ганимеде. Только вот его мальчишеское лицо обросло рыженькой клочкастой бородкой да кожа стала желтоватой, будто навсегда лёг на неё отсвет Юпитера.

— Ничего неожиданного! — слышал я хриплый голос Олега. — Все прежние зонды не доходили до поверхности, вот и всё. Не пробивали атмосферу. А этот пробил! Вот, смотрите… Нет, дайте большую карту, где она? — Он разложил на столе карту Юпитера и ткнул пальцем в точку южного полушария. — Вот, на двадцатом градусе. Я прощупывал эту полосу, зонд был послан сразу после прохождения Красного пятна, последний зонд. Я уж не ожидал ничего путного, начал сворачивать станцию, готовиться к отлёту — и вдруг сигналы! Контакт!

— Погоди, Олег, — сказал Крогиус. — Записи надо обработать, тогда посмотрим. Такие пики может дать и эхо.

— Какое там эхо! — У Олега был такой вид, будто сейчас он бросится на Крогиуса. — Самый настоящий контакт с биомассой. В океане Юпитера есть органическая жизнь, никаких сомнений. — Он сморщился и схватился за горло. — Дайте попить чего-нибудь…

Лена принесла ему кружку витакола. Олег мигом осушил её.

— Уф-ф… Хорошо! Давно не пил. Я там упустил тубу с витаколом, теперь она крутится вокруг Четырнадцатого. — Олег коротко хохотнул. — Ну ладно. Помогите, ребята, погрузить зонды, десять штук.

— Ты что, — сказал Крогиус, — собираешься обратно на Четырнадцатый?

— Ну, ясно. Где Ференц? Надо проверить дыхательный прибор…

Тут все заговорили разом, а громче всех — мой Кузьма. Он потрясал у Олега под носом пачкой радиограмм. Ребята из новой смены тоже ярились: надоела толчея на станции, пора начинать нормальную работу. Ждали, ждали Олега, а теперь снова ожидать? Ну нет! Они и сами умеют забрасывать удочки в океан Юпитера. Пусть Крогиус со своей сменой сегодня же уберётся с Ганимеда.

Мимо меня прошла Лена, она проталкивалась к двери. Её худенькое личико было прозрачно-бледным, напряжённым, уголки губ горько опущены.

— Да не могу я улететь, — говорил Олег, удивлённо вздёрнув брови. — Как вы не понимаете…

— И понимать нечего, — отвечали ему. — Собирай вещички, не задерживай свою смену.

— Мы тут сами разберёмся, что за рыбки плавают в Ю-океане.

— Не ты один планетолог на свете.

Кузьма протиснулся ко мне:

— Почему молчишь, Улисс? Назначь время отлёта, и дело с концом.

Действительно, это было проще всего: отлёт корабля, назначенный, скажем, через час, автоматически прекратил бы спор. Но я медлил. Не хотелось директивно вмешиваться в их дела.

Я медлил, а спор между тем разгорался все сильнее. Теперь он шёл не только об океане Юпитера с его гипотетическим населением, но и о процессии оси планеты, и о веществе Красного пятна, и о перспективах приспособления Ганимеда и других больших спутников для нормальной жизни. Новая смена планетологов, по-видимому, считала, что все предыдущие смены работали не то чтобы мало, но нерешительно, с подобным темпом освоение Ю-системы затянется ещё на десятилетия, и потомки не простят такой медлительности.

Ох, уж эти потомки! Чуть что неладно у нас, так сразу — «потомки не простят». Я и сам употреблял эту фразу неоднократно, она ведь так легко срывается с языка. Потомки как бы смотрели на нас из своего грядущего далека суровым, осуждающим взглядом…

— Старший! — услышал я голос Всеволода и обернулся.

Практикант стоял в открытой двери, на нём был скафандр с откинутым шлемом. По его лицу было видно, что что-то произошло. Мелькнула мысль о коротком замыкании или рассогласовании ускорителя — мало ли что мог натворить в корабле любознательный практикант.

Я вышел к нему в коридор.

— Она тронулась, — бурно зашептал Всеволод. — Я шёл на станцию и вижу, она возится у лодки…

— Погоди. — Я прислушался к каким-то прерывистым всхлипываниям, они доносились из жилого отсека наискосок от лаборатории.

Я распахнул дверь и увидел Лену. В скафандре с откинутым шлемом она ничком лежала на койке, уткнувшись носом в мокрую подушку. Она тряслась от сдерживаемых рыданий, кусала подушку, её русые волосы были растрёпаны.

— Возилась у лодки, — громким шёпотом сказал Всеволод, — по-моему, хотела открыть шлюз, я побежал к ней, а она как увидела меня, так сразу кинулась на станцию…

— Позови врача, — сказал я.