Плеск звездных морей. Очень далекий Тартесс

…Как ни оттягивай решительный разговор, а все равно он настает.

Сразу после обеда я направился в кабинет Самарина. Разговор с начальником космофлота был долгим и трудным. Он выключил аппараты связи и попросил дежурного диспетчера докладывать лишь сверхсрочную информацию. Он убеждал меня не уходить из космофлота: предстоят интересные спецрейсы, надо доставить на околомарсианскую орбиту крупную гелиостанцию, затевается строительство поселка на Титане, и он, Самарин, предполагает использовать для этих рейсов оба новых корабля, и уже подготовлен приказ о моем назначении командиром одного из них…

— Нет ни одного пилота в Системе, — сказал он, — который не мечтал бы летать на таком корабле.

— Спасибо, старший, — сказал я. — Летать на нем действительно большая честь. Но я вынужден отказаться.

Самарин подпер щеку ладонью и посмотрел на меня, прикрыв один глаз.

— Позволь тебя спросить, Улисс: что ты будешь делать на Венере?

— Жить.

Мы помолчали. Тускло серебрились аппараты связи, занимавшие добрую половину самаринского кабинета.

— Ведь я примар, старший. Почему бы мне не вернуться в отчий дом?

— Ты сделал все, чтобы вытравить в себе примара. Ты прирожденный пилот, Улисс, и твое место в космофлоте. Не тороплю тебя, подумай день, два, неделю, прежде чем решить окончательно.

— Я решил окончательно.

— Ну, так. — Самарин выпрямился, положил на стол руки, старые руки с набухшими венами. — Не понимаю, почему я должен тратить время на уговоры. Даже в праздники мне не дают покоя. Я забыл, когда я отмечал праздники, как все люди. Что за разнесчастная у меня должность!..

Я терпеливо выслушал его, пока он не выговорился. Очень не хотелось огорчать старика, и я подумал, как трудно мне будет без привычной его воркотни, без стартовых перегрузок, без большого пилотского братства. Я заколебался было.

По-видимому, я еще не очень крепко утвердился в принятом решении. Да, я заколебался. Не знаю, чем закончился бы наш разговор, если бы не ужасное событие, от которого я долго потом не мог оправиться…

Раздалась трель инфора, а вслед за ней — взволнованный голос, в котором я не сразу узнал голос Робина:

— Старший! Старший, скорей на Узел связи! Идет передача… Что? Нет, не Сапиена. Я ничего не понимаю… Сигналы из времени, но это не Сапиена, нет! Код обычный… Скорее, старший!..

— Пошли, — коротко бросил мне Самарин.

Он шел крупным шагом, почти бежал по коридорам, я не отставал от него.

Робин, бледный, потерянный, стоял посреди аппаратной, уставясь на экран. По строчкам экрана бежали импульсы, и я сразу увидел, что они группируются не в особый код, разработанный для связи с Сапиеной, а в обычные числовые группы, общепринятые в космофлоте.

— Что это? — резко спросил Самарин.

Робин не ответил. Мы все трое знали код наизусть, нам не нужно было ждать, пока автомат раскодирует сигналы и выдаст ленту с текстом. Импульсы бежали по экрану, и мы читали, каждый про себя:

«…гарантируют безопасность… повторяю… корабль СВП… разведывательном полете… не вышел из хроноквантового режима… нет выхода из времени… нет выхода… ошибка расчете совмещения… необходимо… поймите точно… поймите точно… необходимо смещение оси… системы А12… на 7 миллиметросекунд… из расчета 98 запятая 3 килохрон… эти условия гарантируют безопасность… второго корабля… уверенный выход из режима… простите самовольный уход… прощайте навсегда…

Борг».

Я окаменел. По строчкам экрана текли световые импульсы, снова и снова повторяя эту отчаянную радиограмму, они слепили глаза, нет, это невозможно, невозможно, невозможно… Борг! Он ведь собирался бросить все, делать игрушки… Только теперь понял я скрытый смысл его слов: «Хроноквантовый двигатель будет запломбирован, но не снят». Это я, я должен был его распломбировать и лететь. Я должен был сделать это, а не Борг, он нужен людям, как же теперь без него…

Оглушенный, я тупо смотрел на всплески импульсов, текст повторялся снова и снова, он был, как видно, задан автомату — и вдруг экран погас.