Плеск звездных морей. Очень далекий Тартесс

Горгий поцокал языком — детская привычка, над которой немало потешались фокейцы. Начал было прикидывать, сколько талантов серебра пошло на такую кровлю, да сбился со счету.

Еще правее крепостная стена уходила в глубь острова, и дальше начинался обычный с виду город: разбросанные домики с плоскими крышами, купы деревьев, склады, верфи.

Впереди покачивалось несколько гребных судов. На одном весла пришли в движение, разворачивая судно поперек дороги, на помосте появились люди с копьями, секирами.

Горгий знал порядки — велел спустить парус. Гребное судно подошло вплотную. Товар морские стражники только окинули скучающим взглядом, зато людей осмотрели придирчиво: заставляли разевать рты, заглядывали под мышки. Диомед и ногу поднял для добросовестности. Хмурый стражник усмехнулся.

Обошлось: заразных не оказалось.

Кормчий старательно повел корабль по обозначенному вешками пути к главному причалу, как велела стража.

Не успели завести канаты, а уж на причале собралась толпа — все больше курчавые, бронзоволицые, полуголые. Кричали что-то на своем языке, размахивали руками. Густо запахло рыбой и чесноком. В толпу вклинились люди в желтом, древками копий расчищая дорогу, и в проходе появился невиданно разряженный человек. Было на нем много слоев разноцветного полотна, в квадратном вырезе на шее — богатые ожерелья, на руках до локтей — серебряные змеи с цветными каменьями вместо глаз. Куда ни глянь — чистое серебро: на нагрудных пряжках и ремнях сандалий, на полотняной шапочке. Черная борода и усы завиты колечками. В одной руке щеголь держал игрушечную амфору, часто подносил ее к носу — видно, вдыхал благовоние. Другой рукой вел на цепочке пушистого ливийского зверька — кошку в серебряном ошейнике.

«Вырядился, как гетера, ожидающая знатного гостя», — неодобрительно подумал Горгий. Легко им тут, видно, серебро достается…

Он поспешно сошел на причал, остерегаясь поскользнуться на рыбьей чешуе. Поклонился, приложил руку к сердцу.

Завитой заулыбался, сказал по-гречески, излишне твердо выговаривая «т» и «р»:

— Приветствую фокейский корабль в великом Тартессе.

— Приветствую и тебя, господин, — ответил Горгий.

— Можешь называть меня просто… как это по-вашему… Блестящий… Нет, блистательный. Давно не видели мы фокейских парусов в Стране Великого Неизменяемого Установления.

Речь завитого текла церемонно и гладко, но при этом смотрел он больше не на Горгия, а на кошку, которая принюхивалась к рыбьим обглодкам — их валялось много на досках причала.

— Дорога стала опасной, блистательный, — объяснил Горгий. — В море появилось много разбойников. Гнались они за мной возле Ихнуссы…

— Оставим Ихнуссу. — Завитой остро взглянул на Горгия. — Как ты прошел Столбы?

— Боги помогли мне. — Из осторожности Горгий решил не вдаваться в подробности.

— Боги всемогущи, — охотно согласился завитой, — но, как известно, в Столбах стоят карфагенские дозоры.

— Спасибо майнакскому архонту, надоумил меня пройти Столбы безлунной ночью.

Завитой в раздумье понюхал благовоние. Тут он увидел, что кошка, задрав морду, чешет задней ногой под ухом. Гневно посмотрел на толпу: не оттуда ли блоха? Стражники в желтом закричали, надвинулись, размахивая копьями, на толпу, потеснили ее; несколько человек свалилось с причала в мутную воду.

Завитой еще немного порасспросил Горгия: какой товар привез, что желает получить в обмен. Посоветовал навестить торговые дома двух-трех именитых тартесских купцов. Во время его речи кошка подошла к Горгию потереться. Тошнехонько стало Горгию, но стерпел, не пнул зверька ногой.

После ухода блистательного снова прихлынула к сходне толпа. В быстром тартесском говоре почудились Горгию знакомые слова. Кормчий немного понимал по-тартесски. Объяснил, что эти люди — кха! — хоть сейчас готовы начать разгрузку, и не грех было бы угостить их вином. Осмотрительный Горгий решил с разгрузкой не торопиться. Угощать тоже не пожелал: и без того немалый убыток понес в Столбах от непрошеных гостей.

Сразу за верфями и складами раскинулась многолюдная базарная площадь. Горгий, сопровождаемый Диомедом, неторопливо шел меж торговых рядов, зорко поглядывал, кто что продает. Приценивался к маслу и вину, пробовал на вкус. Щупал полотна и шерстяные ткани, про себя отметил: шерсть хороша и цветом и выделкой Рыбные ряды, что спускались к берегу, где сбились у грязного причала рыбачьи лодки, Горгий прошел бегом. За долгие месяцы плавания сушеная рыба поперек горла стала. С души воротило от чада жаровен.