– Знаете, даже сейчас я не могу внятно объяснить, кем же он все-таки был. Не партийный работник, не военный, не ученый… Может, то самое всемогуще-вездесущее КГБ? Хотя, вероятно, и это сказки… да, да, сказки, полагаю. Данцель просто умел подчинять.
– Кого? – не выдержал Илья.
– Всех, молодой человек. Всех и каждого. Он умудрялся взглядом одним, жестом. Или мыслями? Нет, нет, я не застал его, но разговоры… знающие, серьезные люди, которые, стесняясь, повторяют одно – Данцель был всемогущ. И Стефочка тоже. Хотя там, конечно, другое. Стефочка – магнифик, отказывать ей в чем-либо и в голову не приходило. Да и как отказать тому, кто руку на Плети держит? – смех-скрип, виноватый взгляд из-под очков и толстые стекла.
Бабушка до самой смерти очков избегала, говорила, что нельзя верить тем, кто глаза прячет.
– Думаете, я безумец? Кто знает, кто знает… вот когда я Юленьку услышал, то сразу подумал – провидение божье. Я, признаться, и сам думал, что нужно бы наладить отношения, но был занят, да, да, занят…
– И чем же? – поинтересовалась Дашка, разглядывая Эльдара Викентьевича с таким видом, что сразу становилось ясно – не верит ни одному слову.
– Не суть важно, о прекрасная леди, главное, что сейчас я здесь и готов помочь. Вам ведь нужна помощь? А мне нужна Плеть!
Это походило на шантаж, пожалуй, это и являлось шантажом, и Юленька готова была заплатить, но… она понятия не имела, где искать эту плеть!
– Не спеши отказываться, милая моя, – прошелестел Эльдар Викентьевич. – Плеть стоит дорого, но ты не сможешь ею воспользоваться, Стефочка – та могла, а ты… ты слабенькая, ты беспомощная, ты нуждаешься во мне…
– Вон пошел! – Илья встал с места и, в один шаг преодолев расстояние между собой и адвокатом, положил руку на плечо. – Вставай. И убирайся.
– Илька! – пискнула Дашка.
– Молодой человек пытается выглядеть благородным, вот только молодой человек не понимает, чем это благородство ему грозит… – Адвокат послушно поднялся, стряхнул грязные тапки, оставшись в одних носках и, поправив очки, продолжил мягким, вкрадчивым голосом: – Сегодня я помог вам выйти на свободу, завтра я так же легко могу помочь уйти со свободы. Так стоит ли оно…
– Илья, он же…
– Он ничего не сделает, – Юленька удивилась тому, что сама сказала, равно как и тому, что в глубине души понимала – правду говорит. Эльдар Викентьевич ничего не сделает ни ей, ни Илье, ни Дашке, которая сейчас боится сразу за всех. – Он уйдет, и мы забудем о его наглости.
Замер, пригнулся в готовности согнуться еще ниже, стрельнул глазами и открыл было рот.
– Он знает, что плеть может как шкуру разодрать, так и вовсе хребет перебить. Верно?
– Д-да…
Он выдавил из себя это согласие и густо покраснел то ли от стыда, то ли от гнева – Юленьке сие было безразлично. Куда больше пугала ее собственная уверенность в праве повелевать, в том, что стоит сказать слово, и этот человек, который еще недавно пытался шантажировать ее, рухнет на брюхо и будет скулить, вымаливая пощаду.
Мерзко-то как!
– А теперь он уйдет. Мы благодарны за помощь, мы позовем, если решим, что нуждаемся в его услугах, – голос все же дрогнул, но никто, кажется, не заметил. Удивлены? Шокированы? За кого они ее принимают? За ведьму?
– Ну ты, подруга… – только и выдохнула Дашка, когда Эльдар Викентьевич вышел. – Как ты его…
– А все-таки, что такое Плеть Гекаты? – задал вопрос Илья, усаживаясь в кресло. – Давай, рассказывай, коли уж втянула в это дерьмо.
Она? Втянула? Юленька никого не втягивала, просто… просто странно все случилось.
– Не знаю я! Честное слово – не знаю! Чтоб мне под землю провалиться!
И сама же на пол глянула – а ну как провалится? Но нет, пол остался недвижим, прикрыт ковром, украшен лаковым глянцем.
– Я честно не знаю! Просто однажды слышала, как бабушка… как она…
– Хорошо, – милосердно согласился человек-рыба, прикрывая глаза. – Тогда давай про бабушку.
Ну про бабушку Юленька могла говорить много. И долго. Вот только вряд ли он поверит – уж больно странным получится рассказ.
Магда зло пнула дверь, понимая, что действие это – лишь выражение гнева и, что гораздо хуже, беспомощности. Дверь даже не шелохнулось, а старый замок ехидно поблескивал остатками лака, словно издевался.
– Открывай! Слышишь? Я сейчас ментов вызову! – удар кулаком по косяку и тонкая щепа, вонзившаяся в кожу. Давно уже она не позволяла себе потерять равновесие, забыться и забыть, кто она теперь. И острая боль, и капелька крови, кругленькая, нарядная даже, окончательно вывела из себя.
– Слушай ты, урод! – Магда кричала, не беспокоясь уже, что увидят и запомнят. Плевать, ведь рухнуло, почти все рухнуло. – Я знаю, что ты там, знаю…
За дверью завозилось, заскрипело, грохнуло и покатилось.
– Так вот, если сейчас же не откроешь, я уйду. Навсегда уйду. И оставлю тебя подыхать в том дерьме, в которое ты вляпался. Ну что?
– Магдочка… – сиплый голос, раздавшийся из-за двери, сочился медом. – Магдочка, не сердись… не сердись, я сейчас. Я уже, я только…
– Открывай, урод несчастный!