Плетеная сказка

Ну как-то я не думаю, что орчина по поводу своей нетрадиционной ориентации жаловаться к специалисту по нечисти, нежити и метазверью. Или даже нетрадиционной ориентации соседа какого.

В общем-то, так и оказалось. Наполшишечки, чтоб его, но последнее я узнал позже.

А так — ну дух, точнее — нечистик, обладающий плотью только в виде ветра-смерча. При этом — трахающий человеков в мозг и вытягивающий жизненную силу. Трупов, вроде как, не было, но страдающих и обессиленных кульков и огров, которые и составляли население Заимки (как художественно называлось зверобойно-артефакторное поселение) — больше половины заимчан.

Ну дух, ну воздушный — неприятно, но посильно. Огр скинул здоровенный короб с костяными поделками своему торгашу-представителю и повёл меня в Заимку. Кстати, шестиногий кабан, на котором он ехал, выдавал километров шестьдесят в час, несмотря на не менее пары сотен кило огрятины и сотни килограмм собранной кибитки.

По дороге огр, обозвавшийся Лыско (то ли прозвище, то ли какое-то местно-аборигенное имя) расписывал буйство нечисти. Посёлок живет охотой и артефакторикой по кости — у кулей и огров к этому склонность чисто видовая. Но шаман всего один, ну и выходит такая картина: народ уходит на охоту, дамы на сбор всякого полезного группами. А вечером приползают обессиленные, мотало их вихрем весь день.

И отлёживаются не менее недели, а то и десять дней. Шамана, поперевшегося угоманивать духа нашли в ночи, истощённого, со здоровенной шишкой на башке. И лежит не особо дееспособный уже вторую неделю. Ученики шаманистые, парень и девчонка, в лес не лазают — на них и сам шаман, ну и прочие Шувгеем обездоленные.

В общем, у Заимки начинаются проблемы не то, что с производством, а с пропитанием: и кульки и огры — товарищи прожорливые, мяса им надо побольше, а скотоводства ни хрена нет и вообще. Вот припрётся караван с едой от торговца, на днях. Но вообще — бардак и поругание, так что: помоги, Кащей.

— Так, ну тварь попробую угомонить, — прикинул я. — А что ваш Леший-то?

— Так не Леший у нас, а Ворса. В охоте помогает, а в остальном вредит.

Что-то такое было, припомнил я. У местных некая чисто «охотничья» модификация Лешего, без подчинённых, завязанного не на лес и деревья, а именно зверьё. Чуть ли не «домашний скот» для него звери и птицы. И да, такому на другую нечисть пофиг — он не столько территориальный нечистик, сколько «хозяин зверей», и пока их не трогают — на всё забивает.

В общем, добрались мы до Заимки — такая, специфичная деревушка. Чем-то Арискино в брутальном стиле напоминает: рубленные, но из огромных брёвен, дома. Частокол с черепами, правда, звериными. И несколько костяных же идолищ невыясненной поганости.

И ковыляющие по деревеньке кульки и огры, еле перемещающиеся.

— Всё хуже и хуже, раньше только на одну групу нападал, скотина, а теперь вообще в лес не войти, — посетовал Лыско.

— Дык ясен пень — нечистик на вас отжрался, сил прибавил. Так, всем сидеть в дерёвне, в лес не соваться. Буду этого вашего Сэргея изводить.

— Шувгей, — уточнил Огр. — Хотя тот ещё пидарас…

Ну и попёрся я в лес, благо Ленка мне для рогатки духогонных болтов наделала, да и вообще — всяких. Долговременных, что приятно и ценно — ну тут и сама растёт если не в силе, то в искусности. Гоблинской матерщины, хех. Да и материалы мы скупали всякие ценные и уникальные, ну и глупо на себя не потратить.

И вот, подхожу я к лесу, а из-за дерева высовывается морок голой девицы. И морочит меня человечьим голосом:

— Охотника, пойдём детей делать, однако, — и в лес от меня отступает.

— А чего енто ты с ними делать собираешься? — подозрительно уточнил я у морока.

— Делать-делать, — озадачился нечистик. — Пойдём, а?

— Да как-то не особо хочется, — признался я, прицеливаясь…

А морок пропал. Впрочем, по нему стрелять смысла немного — сам нечистик в небывальщине по большей части, прибью морок — ну как рана, неприятная, но не опасная.

И тут из-за куста вылезает новый морок. Брутальный, бессердечный, с эрегированным писюном, лютых размеров, мускулистый-волосатый.

— Охотника, пойдём детей…

— Убью, — посулил я. — Ты, блин, не Шувгей, а Шугпидарас!

И запустил я в эту гомосятину стрелку «антидуховную». Брутальный и бессердечный морок развеялся, а по лесу пронеслось:

— Больно, однако! Убивать буду! — посулила эта скотина.

И устроила… да с маридом было лучше, блин! Меня просто закрутило в смерче, причём в материю эта скотина не проваливалась, в досягаемости тросов не проявлялась. Кружила полуматериальной пеленой вокруг смерча, матерясь на пролетающие болты, но там реально — глубокие царапины, если соотносить с человеком.

И пару часов он нудно предлагал всякое неприличное, бултыхая меня в смерче. Насколько я понимаю — тут нужно «добровольное согласие». А образы всякого разного партнёрия для сношение этот пидарас подбирал довольно симпатичные, при всех прочих равных. Ну, чисто абстрактно — у меня клиническая стадия гоблинофилии моногамус. Так что на всяких баб, мужиков, детей и стариков, животных… Ну пидарас, в общем, но затейник, факт.