– Ты думаешь, что сострадание ничего не стоит, – жестко произнес его дед. – Считаешь, что пощадить невинную жизнь легко; что поступить иначе – проявление бесчеловечности. Но ты еще не понимаешь, что тебе доступна роскошь сострадания, потому что я вместо тебя несу груз всех жестокостей, необходимых для выживания миллионов. Я разгоняю тьму, – сказал король, – чтобы ты мог наслаждаться светом. Я уничтожаю твоих врагов, чтобы ты мог царствовать. И все же теперь, в своем невежестве, ты решил возненавидеть меня за это; ты намеренно не понимаешь моих мотивов, хотя в душе прекрасно осознаешь, что все, что я когда-либо делал, было направлено на сохранение твоего благополучия, твоего счастья и твоего процветания.
– Вы в самом деле так думаете? – тихо спросил Камран. – То, что вы говорите, правда?
– Ты знаешь, что это правда.
– Как же, скажите мне, вы обеспечите мне благополучие и счастье, если угрожаете отрубить мне голову?
– Камран…
– Если вам больше нечего добавить, Ваше Величество, – принц поклонился, – то я удаляюсь в свои покои. Это была утомительно долгая ночь.
Камран был уже на полпути к выходу, когда король окликнул его.
Принц помедлил, сделал глубокий вдох.
– Да, Ваше Величество? – спросил он, не оборачиваясь.
– Удели мне еще минуту, дитя. Если ты действительно хочешь заверить меня в своей верности империи…
Камран резко развернулся, почувствовав, как напряглось его тело.
– …то есть одно важное дело, которое я желаю поручить тебе сейчас.
25
Ализэ стояла на коленях в углу большой гостиной; рука ее застыла на щетке, а лицо было так близко к полу, что девушка почти видела свое отражение в блестящем камне. Она не смела дышать, слыша знакомый звук наполняющейся чаем чашки; то был бурлящий поток воздуха, настолько хорошо известный Ализэ, что она знала его словно свое собственное имя. Если не считать воды, Ализэ никогда не заботилась о еде или питье, но чай она любила, как никто в Ардунии. Чаепитие здесь настолько укоренилось в культуре, что было таким же привычным делом, как и дыхание, даже для джиннов, и от того, что девушка находилась сейчас так близко к этому напитку, в груди у нее все трепетало.
Разумеется, Ализэ не полагалось быть здесь.
Ее послали вычистить этот уголок только из-за того, что в окно влетела большая птица, которая тут же испражнилась на мраморный пол.
О том, что в гостиной будет сама герцогиня Джамила, Ализэ не знала.
Не то, чтобы ей грозили неприятности за выполнение своей работы, однако девушка беспокоилась, что если кто-нибудь увидит ее в одной комнате с хозяйкой Баз Хауса, то тут же выгонит отсюда и отправит куда-нибудь еще в доме. Слугам не разрешалось подолгу задерживаться в залах, где находились господа. Ализэ должна была закончить работу и убраться отсюда как можно скорее, однако вот уже пять минут она терла одно и то же чистое место.
Ей не хотелось уходить.
Девушка еще ни разу не видела герцогиню Джамилу вблизи, и, хотя сейчас она не могла разглядеть женщину как следует, любопытство росло с каждой секундой. Из-под изящных резных ножек диванов Ализэ была видна лишь горизонтальная полоска. Время от времени герцогиня внезапно приподнималась, а затем снова садилась. Затем снова вставала – и меняла место.
Ализэ была очарована.
Вскоре в ее поле зрения попала другая полоска, в которой оказался виден подол платья герцогини; затем – носки ее туфель, когда она пошевелилась в четвертый раз. Даже с этой точки обзора Ализэ было видно, что под юбками дамы кринолин, что в столь ранний час было не только необычно, но и немного неуклюже. Для половины одиннадцатого утра для особы, не собирающейся никуда уходить, герцогиня Джамила была одета в высшей степени нарядно. Наверняка она ожидала гостей.
Именно эта мысль и вызвала в желудке Ализэ ужасающие толчки.
За прошедшие с момента объявления о прибытии принца в Сетар два дня госпожа Амина почти до полусмерти загоняла слуг по приказам хозяйки дома. И сейчас Ализэ не могла не гадать, настал ли наконец тот долгожданный момент – и увидит ли она принца еще раз.
Ализэ быстро опустила глаза в пол.
От этой мысли сердце заколотилось в груди быстрее. Почему же?
В последние несколько дней девушка не позволяла себе много думать о принце. По какой-то причине дьявол предостерегал ее от этого юноши – и с каждым днем Ализэ все больше недоумевала, почему. Ведь то, что поначалу казалось таким тревожным, не подтвердилось: принц не был ни чудовищем, ни убийцей детей.
Не только недавний визит Омида развеял ее сомнения в намерениях принца, теперь Ализэ и сама имела доказательства его доброго сердца. Он не только спас ее от схватки с неизвестным, но и вернул лекарства в самый разгар ливня – и неважно, как принц сумел разыскать ее. Девушка решила больше не гадать над этим вопросом – все равно в этом не было никакого смысла.
Предостережения дьявола всегда были запутанными; Иблис, усвоила Ализэ, оставался последователен лишь в предзнаменованиях. За его краткими, мимолетными появлениями в ее жизни всегда следовали несчастья и неудачи – и в этот раз, по крайней мере, они уже произошли.