Началась атака: люди падали, совершали подвиги, трусливо пытались перехитрить смерть, гибли… Зачем так устроен мир?
Но следовало запомнить все: взрывы гранат, похожие на кочаны капусты из дыма и земли; вон того убитого солдата, что лежит с оторванной челюстью в канаве, бережно прижимая к груди манерку с недоеденной кашей. Даже звуки: шрапнель стлалась с шумом веника в бане…
…Шагах в ста от Верещагина вышел из зарослей кукурузы русский офицер и упал. Неужели убит?
Верещагин, прихрамывая, поспешил к нему. У офицера промок от крови мундир, но он еще дышал. Василий Васильевич поднял капитана-артиллериста, снял со своего пояса флягу с водой, поднес к губам офицера. Тот сделал несколько жадных глотков, приоткрыл глаза, тихо сказал:
— Спасибо…
— Давайте, капитан, я помогу вам дойти до госпиталя, — решительно предложил Верещагин. Обхватив раненого под мышками, довел до стульчика и этюдника. Продолжая поддерживать офицера, Василий Васильевич собрал левой рукой свое добро и медленно повел раненого к палаткам за дальним бугром.
Здесь уже лежали, сидели сотни раненых. Верещагин окликнул женщину, идущую впереди него:
— Сестра!
Она обернулась, и у Василия Васильевича чуть было не вырвалось: «Сашенька, вы здесь?» Но он вовремя спохватился:
— Александра Аполлоновна!
Чернявская вскинула полыхнувшие радостью глаза, нижняя полная губа ее, с впадинкой посредине, слегка оттопырилась.
— Василий Васильевич, как хорошо, что я вас встретила! — но смутилась и добавила, словно оправдываясь: — Вот настояла, чтобы сюда послали… А кого это вы ведете?
Голова Бекасова бессильно клонилась к груди, он близок был к тому, чтобы снова потерять сознание.
— Дела у нас не красны… — сказал Верещагин. — Передаю капитана в ваши добрые, верные руки…
Как только рукопашная утихла, Скобелев заметил рядом с собой Горталова.
— Капитан, ты комендант этого редута! — объявил Скобелев, и Горталов, так и не успевший надеть новые погоны, весь в грязи, с обожженными волосами, выпрямляясь, спокойно ответил:
— Слушаюсь!
— Знамя турок где?
— Да вот, — Горталов указал глазами на зеленое полотнище у солдата Епифанова. На полотнище турецкая вязь: «С помощью Аллаха скоро будет провозглашена победа полка».
— Сколько орудий взяли?
— Три.
Скобелев одним взглядом окинул редут. В нем и в траншеях — груды убитых: русских, турок. Молодой русский солдат стоймя торчал над бруствером, прижатый до пояса штабелями трупов. Его тонкое, словно живое, лицо, без шапки, с открытыми глазами, обращено было к Плевне. Хотелось крикнуть парню, чтобы убрался в безопасное место.
Стонали тяжелораненые, привалившись к земляным стенам. Фланкирующим огнем вдоль траншеи турки из другого редута продолжали сеять смерть, выкашивая ряды. Многие солдаты пытались заснуть. У остальных были отупевшие лица людей обессиленных, сделавших больше, чем могли.
— Здорово, молодцы-герои! — громко крикнул Скобелев.
Жиденький, вразнобой, вялый ответ убедил его: все они на грани изнеможения.
— Неужто под огнем отвечать разучились? — все так же бодро спросил Скобелев. — Не верю! Здорово, ребята! Дорогие всей русской земле! Спасибо, что захватили орудия и знамя!
Ответ был бодрее, дружнее, словно пробуждались от апатии, глаза немного оживились.
— Надо держаться, ребятушки, скоро будет подмога. Верьте мне, как я вам верю!
Генерал вскочил на бруствер и вгляделся в город, виднеющийся совсем рядом.
От него отделяет только небольшое свободное поле впереди с несколькими одинокими деревьями. Никаких укреплений! Собственно, ключ от города уже в его руках. Ворваться в Плевну — и тогда Осману останется только отступить.
Скобелев стоял на бруствере, чтобы по линии огня определить силу неприятеля. Пули засвистели возле уха, вероятно, турецкий стрелок с дерева охотился за «белым генералом».
Хорунжий Дукмасов решительно встал на бруствере рядом, подставляя и себя под расстрел.
— Что ты здесь торчишь? Сойди вниз! — грозно закричал Скобелев.
— Беру пример с начальства, — твердо ответил ординарец, и желваки упрямо забегали у него на молодых, крепких скулах.
Скобелев, в сердцах сплюнув, соскочил в ров.
— Вот что, ангел-хранитель… — сердито сказал он.
В это время в редуте появился Суходолов, доложил о выполнении приказа. Он отвозил записку Скобелева в казачий полк. Не знал, конечно, что в записке была лишь одна строчка: «Исполать вам, добры молодцы!».
— Хорошо, — кивнул Скобелев и, снова обращаясь к хорунжему, закончил фразу — поедешь сейчас к главнокомандующему, доложишь обстановку. Попросишь помощи. Немедля.
Дукмасов коротко звякнул шпорами, взял под козырек. Генерал посмотрел на Суходолова:
— И его с собой прихвати.
Осман-паша собрал военный совет — орду-Меджлис — на первом этаже своей штаб-квартиры, в большой комнате.
Окно на улицу открыто. Дождь прошел, и теперь только редкие капли падали на узкий, железный лист подоконника, да тянуло сыростью.