Плевицкая. Между искусством и разведкой

Теперь, доведись мне петь Царю, я, может быть, умудренная жизнью, схитрила бы и песни этакой Царю и не пела бы, но тогда была простодушна, молода, о политике знать не знала, ведать не ведала, а о партиях разных и в голову не приходило, что такие есть. А как я была в политике не таровата, достаточно сказать то, что, когда услышала о партии кадетов, улавливала слово "кадет" и была уверена, что идет речь об окончивших кадетский корпус. А песни-то про горюшко горькое, про долю мужицкую, кому же и петь-рассказыватъ, как не Царю своему Батюшке? Он слушал меня, и я видела в царских глазах свет печальный.

Пела я и про радости, шутила в песнях, и Царь смеялся. Он шутку понимал простую, крестьянскую, незатейную.

Я пела Государю и про московского ямщика:

— Вот тройка борзая несется,
Ровно из лука стрела,
И в поле песня раздается —
Проищи, родимая Москва!
Быть может, больше не увижу
Я, златоглавая, тебя,
Быть может, больше не услышу
В Кремле твои колокола.
Не вечно все на белом свете.
Судьбина вдаль влечет меня.
Проищи, жена, прощайте, дети.
Бог знает, возвращусь ли я?
Вот тройка стала, пар клубится,
Ямщик утер рукой глаза

,И вдруг ему на грудь скатилась
Из глаз жемчужная слеза.

После моего "Ямщика " сказал АЛ. Мосолову:

— От этой песни у меня сдавило горло.

Стало быть, была понятна, близка Ему и ямщицкая тоска.

Во время перерыва ВЛ. Комаров сказал, что мне поручают поднести Государю заздравную чару.

Чтобы не повторять заздравную, какую все поют, я наскоро, как умела, тут же набросала слова и под блистающий марш, в который мой аккомпаниатор вложил всю душу, стоя у рояля, запела:

— Пропоем заздравную, славные солдаты,
Как певали с чаркою деды наши встарь,
Ура, ура, грянем-те солдаты,
Да здравствует Русский наш сокол Государь.

И во время ретурнеля медленно приблизилась к Царскому столу. Помню, как дрожали мои затянутые в перчатки руки, на которых я несла золотой кубок. Государь встал. Я пела ему:

— Солнышко красное, просим выпить,
светлый Царь,
Так певали с чаркою деды наши встарь!
Ура, ура, грянем-те, солдаты,
Да здравствует Русский родимый Государь!

Государь, приняв чару, медленно ее осушил и глубоко мне поклонился.

В тот миг будто пламя вспыхнуло, заполыхало, грянуло громовое ура, от которого побледнели лица и на глазах засверкали слезы.

Когда Государя уже провожали, Он ступил ко мне и крепко и просто пожал мою руку: