Плевицкая. Между искусством и разведкой

Нет, не может быть, чтобы матушка не благословила ее. Посердится, конечно… Может, даже и прибьет, как в старые времена. А потом — благословит. Если она увидит Шангина, она его полюбит! Непременно полюбит! Иначе и быть не может! Ведь он во всем лучше Плевицкого, а главное, он — мечта Надежды, ее сбывшаяся мечта!

Не может же так быть, чтобы судьба подразнила сбывшейся мечтою, а потом отняла?!

Во всяком случае, у Надежды Плевицкой до сих пор все мечты сбывались по-настоящему!

"Весной я пела в Ливадии. Я и мои друзья втайне беспокоились, что Государыня не оценит простых русских песен. В десять часов вечера, после обеда, в большом дворцовом зале я ожидала наверху выхода Их Величеств. Тогда в Ливадии гостил брат Государыни. Ровно в десять раскрылись двери и вышел Государь под руку с Государыней. Ее брат повел Ее к приготовленному креслу, а Государь подошел ко мне. Он крепко сжал мою руку и спросил:

— Вы волнуетесь, Надежда Васильевна?

— Волнуюсь, Ваше Величество, — чистосердечно призналась я.

— Не волнуйтесь, здесь все свои. Вот постлали большой ковер, чтобы акустика была лучше. Я уверен, что все будет хорошо. Успокойтесь.

Его трогательная забота сжала мне сердце. Я поняла, что Он желает, чтобы я понравилась Государыне.

Сначала я так волновалась, что в песне "Помню, я еще молодушкой была" даже слова забыла. Заремба мне подсказал. После третьей песни Государыня послала князя Трубецкого осведомиться, есть ли у меня кофе. Все присутствующие знали, что это милость и что я нравлюсь Ее Величеству. В антракте Государыня беседовала со мной, говорила, что грустные песни ей нравятся больше, высказывала сожаление, что Ей раньше не удавалось послушать меня. Государыня была величественна и прекрасна в черном кружевном платье, с гроздью глициний на груди.

Государь подошел ко мне с Ольгой Николаевной. Он пошутил над моим волнением, из-за которого я забыла слова, и похвалил Зарембу за то, что он подсказал. Государь сказал, что Он помнит мои песни и напевает их, а Великая княжна подбирает на рояле мои напевы. Я ответила, что все мои напевы просты, музыкально примитивны. Государь убедительно сказал:

— Да не в музыке дело — они родные.

А на другой день я получила из Ливадии роскошный букет. Тогда же старый князь Голицын принес мне фиалок в старинном серебряном кубке. Как известно, у него была коллекция редких кубков".

III

Шел 1912 год.

Ей исполнилось двадцать восемь лет.

Она была знаменита, богата и абсолютно счастлива.

До сих пор Надежда Плевицкая в душе оставалась все той же отчаянной Дежкой, которая металась от монастыря — к балагану, от деревенского смирения — в кафешантанную безумную жизнь и славу принимала так, как тот кулек с конфетами, который бросили ей когда-то из проезжающей коляски за песню о солдатике. Правда, те конфеты были слаще ее нынешней славы… Но все равно: она оставалась ребенком. С детскими желаниями, главным из которых было похвалиться, отличиться перед своими, перед деревенскими, перед винниковскими: их мнение и впрямь значило для нее больше, чем все аплодисменты московских и петербуржских концертных залов.

Но после знакомства с Шангиным она начала стремительно взрослеть.