Плевицкая

В 1922 году появилось понятие «русский беженец» — это человек «русского происхождения, не принявший никакого другого подданства». В 1926 году формула изменилась: «всякое лицо русского происхождения, не пользующееся покровительством правительства СССР и не приобретшее другого подданства». На международной конференции в Женеве приняли решение считать беженцами всех русских, которые не имеют ни советского, ни иного гражданства. 12 мая 1926 года была подписана международная конвенция о русских беженцах.

Фритьоф Нансен в декабре 1925 года запросил правительства сорока восьми государств, сколько на их территории беженцев из России. В сентябре 1928 года на 9-й сессии Лиги Наций он назвал установленную им цифру: в Европе и Азии живет один миллион 130 тысяч русских беженцев. Нансеновское бюро при Лиге Наций выделяло большие суммы в швейцарских франках на медицинскую помощь особо нуждающимся беженцам и отдельно для молодежи на учебу.

Советская Россия не предлагала эмигрантам вернуться на родину. Редкое исключение составляли только значимые фигуры, те, кто публично признавал свою вину, горько каялся в своих ошибках и заблуждениях и безоговорочно принимал советскую власть.

Нансен предложил выдавать людям, оставшимся без родины и документов, временные удостоверения личности. Они вошли в историю как нансеновские паспорта. Три десятка государств признали эти документы.

«В Париже мы получаем документ „апатридов“, людей без родины, не имеющих права работать на жалованье, принадлежать к пролетариям и служащим, имеющим постоянное место и постоянный заработок, — вспоминала Нина Николаевна Берберова. — Мы можем работать только „свободно“, как люди „свободных“ профессий, то есть сдельно, такое нам ставят клеймо».

Тем не менее во Франции русские получили все социальные права. Париж оказался центром эмиграции в силу давних исторических связей двух стран. И еще потому, что Франция признала в июле 1920 года крымское правительство Петра Николаевича Врангеля. Потом взяла на себя защиту русских беженцев. Во Франции обосновались 400 тысяч русских. Ситуация изменилась к худшему в конце 1920-х, когда начался экономический кризис, выросла безработица и русские рассматривались как конкуренты в борьбе за рабочие места.

Вот любопытные социологические данные о первой русской эмиграции, которые многое объясняют: мужчины — 73,3 процента, образованные — 54,23 процента, в возрасте от 17 до 55 лет — 85,5 процента (см.: Источник. 2003. № 5).

Сравнительно молодые, одинокие и неплохо образованные мужчины, составлявшие большинство эмигрантов, — бывшие военнослужащие белой армии, в основном офицеры. Немногие пытались начать новую жизнь, завести семью, интегрироваться в окружающее их общество. Люди жили надеждой на возвращение в Россию и готовы были за это сражаться. Вождем их стал Александр Кутепов, не смирившийся ни с поражением белой армии, ни с эмигрантским положением.

В мае 1922 года болгарские власти, напуганные активностью русского генерала, выслали Кутепова из страны. Он перебрался к сербам. Жил скудновато. Вызвал к себе Арсения Александровича Зайцова, выпускника Академии Генштаба, полковника лейб-гвардии Семеновского полка, предложил стать его помощником в тайной работе.

Зайцов вспоминал: «Застой в борьбе и вынужденное выжидание не могли его удовлетворять. Вопрос в том, чтобы, как в свое время в 1917 году, найти точку приложения усилий. И он ее видит в активной работе. Ей он решает посвятить свою жизнь».

Генерал Штейфон рассказывал, что Кутепова преследовала идея убить Ленина и Троцкого и тем самым одним ударом покончить с большевизмом. Немедленно нашлись люди, предложившие ему свои услуги:

«Большей частью это были типичные искатели приключений, которым не сиделось в Галлиполи. Получив возможности и средства, они добирались до одного из пограничных государств и там застревали. А предварительно и в Галлиполи, и по пути сообщали „по секрету“ десяткам людей, что „посланы Кутеповым убить Ленина“.

Генерал Кутепов лично ведал отправлением людей в Совдепию, сам хлопотал о визах, сам выдавал деньги и т. п. И эту свою работу ревниво оберегал от всех, хотя по складу характера не имел никаких способностей к конспиративной работе. Все штабные суммы находились в полном распоряжении генерала Кутепова. Он один обладал правом производить какие бы то ни было выдачи».

Вот почему он быстро привлек к себе внимание чекистов…

Кутепов искал того, кто стал бы вождем эмиграции, и нашел его в лице великого князя Николая Николаевича, дяди покойного императора.

Плевицкая плохо ориентировалась в эмигрантских интригах. Но муж мог ее просветить. Военные, как правило, симпатизировали Николаю Николаевичу.

В начале Первой мировой войны он был назначен Верховным главнокомандующим и стал самой популярной в стране фигурой. Даже император оказался в тени. Но военные действия складывались для русской армии не очень удачно. В августе 1915 года император отправил Николая Николаевича на Кавказ и принял на себя обязанности Верховного главнокомандующего.