Плясать до смерти

— Ведь только что отдохнули, блин! — проговорила Настя. И мы не стали ее корить за нехорошее слово.

Мы продолжили наш прерванный путь… Жизнь, кажется, прервалась! Тянулась ровно, а теперь пойдут «узелки!» Трамвай, дребезжа, с натугой, влезал на Литейный мост. Я вспомнил, как солнечным утром Настиного дня рождения мы плыли с Кузей на катере под этим мостом. Двенадцать лет прошло, а жизнь уже не узнать!

Только вошли в квартиру — телефон, звонки уже явно нетерпеливые!

— Алло! Вы куда пропали? — На весь наш скромный метраж зычный голос Кузи. — Мы уже тут извелись!

«Мы» — это их сколько?

— Хочешь с Тимом поговорить? — спросил я у Насти.

Прикрыв глаза, покачала головой.

— Эй! — окликнул Кузя. — А мы тут… сидим.

Это чувствуется. Про царский свой подарок, надеюсь, не забыл?

— Ну, — всхлипнул вдруг, — на отпевание завтра придете?

— Обязательно, — сказал я.

За одним несчастьем надо про другое не забывать!

— На отпевание, конечно, придем, но на похороны в Елово, увы, не поедем! — вздохнул я.

Теперь надо осторожней жить.

Сквозь стену я слышал, что они шептались в ночи, потом Настя (или мать — голоса их стали почти неразличимы) прошептала их фразу — пароль, придуманный еще в раннем детстве:

— Настька, чучело, маму измучило!

И они захихикали.

— Эй ты! Самоварная башка! Просыпайся! — Так весело Нонна будила дочь.

Сели на кухне.

— Ду! — бодро воскликнула Нонна.

Это такой у них с Настей язык. «Ду» — это значит «доброе утро». «Дг» — значит «договорились».

— Ду! — бодро откликнулась Настя.

Зазвонил телефон.

— Это Тимка, наверно! — Настя весело схватила трубку. Выражение лица поменялось. Закатились глаза, и она опять повалилась!

Я поднимал ее на диван, Нонна схватила трубку.

— Дедулька умер! — всхлипывая, проговорила она.

Настю оставили лежать, а сами поехали. Похоронили удачно. Когда человек прожил, все закономерно. Другое дело — оставить там бабку. Ненормальность ее, прежде сдерживаемая дедом, бросалась в глаза. Поминальный стол, однако, сделала великолепный.

— Я поняла, Валерий, кто вы! — сказала кокетливо. — Вы шпион!

Взять ее к нам, конечно, заманчиво. Но с двумя «самоварными бошками» я не справлюсь!

Дома ждала нас мама. Приехала на похороны (долг прежде всего), однако чуть-чуть опоздала (домашние московские дела).

Настя с ней болтала на удивление весело. Про голову свою, естественно, не сказала.

— Настя у вас молодец! Как вымахала! — сказала мама весело, хотя «вымахала» Настя маловато. Подарила московский свитерок любимой маминой «энергичной расцветки».

Сели пить чай. Мама, по своей всегдашней традиции, заехала на Невский, купила в «Севере» фирменный торт. Одно из незыблемых ее убеждений, что в Питере торты значительно лучше московских — это преимущество она нашему городу оставляет. И ее не собьешь. И вовсе не исключено, что по ее воле питерские торты действительно сделались лучше московских.

Потом она прилегла отдохнуть. Я уселся за стол. Должна хотя бы мать видеть меня за работой! «Жизнь удалась-2». Но все мои органы чувств устремлялись уже на кухню. Вот где теперь мой «роман»! Нонна и Настя там о чем-то шептались (не расслышать), потом громче, но еще неразборчивей, потом стали приглушенно ругаться.

— …Но не при ней же! — донеслась весьма ценная реплика Нонны.

Значит, после отъезда мамы нас что-то ждет! И вряд ли что-то продуманное! И — перетянуло меня на кухню. Приезд мамы, все же моей союзницы, надо использовать для моей пользы, точнее, для нашей.

— Все! Занимайся ужином, — сказал Нонне, войдя. — А мы, Настя, поговорим.

Зашли с ней в гостиную, что посреди всех комнат.

— Слушай, Настя. Каникулы каникулами, но пора уже приступать к наукам.

— Слушаюсь, дедулька! — отдала честь.

— Я серьезно! — проговорил я.

Поза ее не изменилась.

— Произошло самое худшее…

Этим я ее как-то заинтересовал.

— Ты о чем, отец?

— Я об отметках, Настя! Вернее, о тебе.

Это ей показалось более интересным.

— Дед с огромным трудом дотянул тебя до троек! Это — все?

— В той школе — все! — произнесла она гордо.

…и большего они не заслуживают! — так надо понимать.

— Знаешь, Настя… Мы с тобой — копии!

Глянула заинтересованно: то есть вину я взял на себя?

— Нам с тобой неважно, что о нас говорят.

Подумав, одобрила мысль. Кивнула. Налаживается диалог!

— …Нам важно, что мы сами думаем о себе.

И на это кивнула. Такая трактовка ее устраивала.

— Но главное, мы не можем жить обычно, как все. Не дано почему-то. Однако именно такая, самая обычная, жалкая жизнь с твоими тройками тебя и ждет. От школы до старости. Тебя это устраивает?

Заметил, что в маминой комнате шорох разворачиваемых пакетов резко затих. Изумлена. Слушает. Настя тоже застыла. И «куриные» причитания измученной Нонны (палила курицу — так было принято тогда) тоже затихли. Слушают!

— Нет, — наконец произнесла Настя.

— Нам это не нужно — «как у всех»! Ты это уже, наверно, заметила?

Кивнула. Самолюбие у нее действительно гигантское — «как все» не согласна.

— Поэтому у нас с тобой только две дороги. Или вверх!..

Полная тишина в квартире.