Пляска дервиша

…Видимо, французский город Тулон влиял на женщин положительно. По крайней мере мадемуазель Демонжо выглядела посвежевшей. И можете представить себе мое состояние, если я признаюсь, что даже не попытался задержаться с ней в номере.

С Изабель мы прямым ходом направились на встречу с мазилой. Однако в парке я пустил ее вперед, предварительно описав внешность Абу Бабу и Шидловского. Она вернулась и сообщила, что путь свободен.

Увидев меня, мазила улыбнулся как старому знакомому, и что-то залопотал.

– Что он говорит? – поинтересовался я у Изабель.

– Выражает радость по поводу того, что ты оказался честным человеком и принес сто франков, которые забыл оставить вчера.

– Ага! – Я почесал нос, обдумывая, с чего лучше начать. – Прежде, чем заплатить, мне бы хотелось выяснить, сколько он получил уже с господ, передавших для меня вчера записку.

Выслушав Изабель, мазила отрицательно покачал головой.

– Те господа сказали, что заплатишь ты. – Изабель улыбнулась. – По-моему, редкая наглость со стороны господ, – добавила она от себя.

– Ты думаешь, он говорит правду?

– Несомненно.

– А на каком языке они общались?

– Он говорит, что негр хорошо владеет французским. По-моему, он из Сомали?

– Да.

– Тогда ничего удивительного. Ведь большинство жителей Сомали знают французский.

Тут мне в голову пришла одна мысль.

– Прежде чем заплатить, я желал бы получить номер радиотелефона, который те двое оставили ему.

Между Изабель и мазилой завязался довольно продолжительный диалог.

– Он не возражает, – сообщила, наконец, Изабель, – однако настаивает на том, чтобы ты заплатил вперед. И не сто франков, как вы договаривались вчера, а двести.

Я мрачно посмотрел на него.

– Ничто нас в жизни не может вышибить из седла, – проговорил я и отсчитал деньги.

Взамен он протянул мне бумажку с телефоном.

Я пригласил Изабель в ресторан. Мы уже заканчивали трапезу, когда меня осенило.

– Сейчас мы с тобой отправимся в Лувр, – сообщил я.

– С удовольствием. А зачем?

– Появилась одна идея.

Оказавшись в фойе Лувра, я уверенно направился в «Sully». Однако не стал спускаться к кентавру, а, напротив, поднялся на второй этаж.

Вчерашний служитель был на месте. Наконец, до меня дошло, что насторожило меня в нем – цвет кожи. Он был точно такого же оттенка, как у Абу Бабу. К тому же не покидало ощущение, что когда я вчера стоял напротив «Моны Лизы» на первом этаже в «Dеnon», он тоже был там.

Я постарался не попадаться ему на глаза. Лишь показал издали Изабель и попросил навести о нем необходимые справки.

– Ну, не знаю, получится ли, – уклончиво произнесла Изабель.

Однако я продолжал настаивать, и она направилась к маленькой курчавой девчушке, дежурившей с противоположной стороны. Через несколько минут она вернулась.

– Ты прав, – сказала она. – Он тоже родом из Сомали и зовут его Антуан Бабу. (Она сделала ударение на последнем слоге.)

– Тогда все ясно, – произнес я. – Понятно, кто помог им управлять автогидом. Пойдем отсюда, пока он нас не заметил.

Идея была такова: позвонить Шидловскому по радиотелефону якобы от имени мазилы (Изабель выяснила, что зовут того Анри) и сообщить, что Козираги сейчас обитает…

– Где? – попросил я Изабель подсказать подходящее место.

– Ну, можно сказать – в Версале, на дворцовой площади.

– Хорошо… И что он появляется там ежедневно в десять утра. А когда они туда явятся, позвонишь в полицию и сообщишь, что они имеют непосредственное отношение к убийству в Лувре и укажешь на родственную связь между Абу Бабу и Антуаном Бабу.

– И тем самым?

– И тем самым нам удастся посодействовать свершению правосудия, а заодно освободиться от последнего конкурента. С другим конкурентом они и без нас расправились.

– Понятно. Только лучше будет, если позвонит сам Анри. Конечно, придется дать ему еще немного денег, однако…

Я с ней согласился.

Анри был на своем посту. Если бы Ирвинг Стоун написал книгу не о Джеке Лондоне, а об Анри, в название не пришлось бы вносить существенных корректировок: «Художник в седле.» Правда, мы были вынуждены немного подождать: он старательно вырисовывал веснушчатую девчушку, рядом с которой возвышалась высокая, как каланча, маман. Портрет вышел не Б-г весть каким удачным, но маман расплатилась безоговорочно. Они заговорили между собой, и выяснилось, что они откуда-то из Скандинавии: то ли датчанки, то ли норвежки. С меньшей степенью вероятности – шведки. Наконец, они ушли.

От новой возможности подзаработать Анри, разумеется, отказываться не стал. Поначалу он запросил триста франков, но сошлись на двухстах. Он тут же позвонил Шидловскому и сообщил, что получил интересующие их сведения и ждет их.

– А почему было не сказать прямо по телефону? – поинтересовался я.

Анри перещупал по очереди все маленькие сережки на мочке своего уха и затем произнес:

– Пусть сначала заплатят.

Видимо, он вошел во вкус. Хотя, нужно отметить, что так, безусловно, все выглядело значительно правдоподобнее. Не стал бы никто бесплатно расставаться с подобной информацией.

– Я и так собирался им звонить, – сообщил Анри.

– Зачем? – удивился я.