Пляска смерти

Старуха. Я только хотела закрыть ворота, гос­подин хороший.

Капитан. Почему? Зачем?

Старуха. Потому что они распахнулись, как раз когда я мимо шла!

Капитан. Стащить что-нибудь вздумала!

Старуха. Да тут тащить-то нечего! Кристин сказывала!

Капитан. Кристин!

Старуха. Спокойной ночи, господин хороший, сладких снов! (Закрывает ворота и уходит.)

*    * *

Алис появляется слева с подушками и пледом.

Капитан. Кто это там был? Там был кто-нибудь?

Алис. Да старая Майя из дома призрения мимо прошла.

Капитан. Ты уверена?

Алис. Испугался?

Капитан. Я? Испугался? Нисколько!

Алис. Не хочешь идти в постель, ложись здесь.

Капитан (идет и ложится на кушетку). Вот тут и буду спать! (Хочет схватить Алис за руку, но та увертывается.)

Курт входит с графином в руках.

Курт, не оставляй меня!

Курт. Я буду рядом всю ночь! Алис, иди спать!

Капитан. Спокойной ночи, Алис!

Алис (Курту). Спокойной ночи, Курт!

Курт. Спокойной ночи!

*    * •

Курт (берет стул и садится рядом с ложем Ка­питана). Может, снимешь сапоги?

Капитан. Нет! Солдату полагается всегда быть в боевой готовности!

Курт. Ожидаешь баталии?

Капитан. Возможно!.. (Приподнимается с поду­шек.) Курт! Ты единственный, кому я открываюсь! Послушай! Если я сегодня ночью умру... позаботься о моих детях!

Курт. Непременно!

Капитан. Спасибо! На тебя я полагаюсь.

К у р т. А ты можешь объяснить, почему ты на ме­ня полагаешься?

Капитан. Мы с тобой не были друзьями, ибо я не верю в дружбу, и семьи наши постоянно враждо­вали...

Курт. И тем не менее ты на меня полага­ешься?

Капитан. Да! И сам не знаю почему!

Молчание.

Капитан. Как думаешь, я умру?

Курт. Как и все мы! Для тебя исключения не будет! Капитан. Преисполнен горечи?

Курт. Да!.. Боишься смерти? Тачка и огород! Капитан. А вдруг это не конец?

Курт. Многие так считают!

Капитан. И что потом?

Курт. Полагаю, сплошные сюрпризы! Капитан. Но ведь точно-то не известно.

Курт. Нет, в том-то и дело. Поэтому надо быть готовым ко всему.

Капитан. Надеюсь, ты не так наивен, чтобы ве­рить... в ад?

Курт. А разве ты в него не веришь? Ведь в са­мом пекле живешь!

Капитан. Это всего лишь метафора!

Курт.. Свой ад ты изобразил с такой достовер­ностью, что тут и речи быть не может о метафорах — ни о поэтических, ни о каких-либо еще!

Молчание.

Капитан. Знал бы ты, какие муки я терплю. Курт. Физические?

Капитан. Нет, не физические!

Курт. Значит, душевные, ибо третьего не дано!

Пауза.

Капитан (приподнимается с дивана). Я не хочу умирать!

Курт. Недавно ты желал уничтожения! Капитан. Да, если оно безболезненно!

Курт. Но это не так!

Капитан. Что же, стало быть, это и есть унич­тожение?

Курт. Его начало!

Капитан. Спокойной ночи!

Курт. Спокойной ночи.

Занавес

Декорация та же, но лампа почти погасла, в окна и застеклен­ные двери задника сочится хмурый рассвет; море штормит. На батарее, как и прежде, выставлен часовой. На кушетке спит Капитан. Курт сидит рядом на стуле, бледный, измученный.

Алис (входит слева). Спит?

Курт. Заснул на рассвете.

Алис. Как прошла ночь?

Курт. Временами он задремывал, а так все боль­ше говорил.

Алис. О чем?

Курт. Рассуждал о религии, словно школь­ник, но с таким видом, будто разрешил все миро­вые загадки! И наконец под утро изобрел бессмер­тие души.

Алис. Себе на потребу!

Курт. Безусловно! Никогда не встречал подобного высокомерия. «Я существую, следовательно, Бог есть».

Алис. До тебя таки дошло!.. Посмотри на эти сапоги! Дай ему волю, он бы ими расплющил землю в плоский блин! Ими он топтал чужие поля и угодья, ими наступал людям на ноги, а мне — на голову!.. Вот и настигла тебя пуля, медведь-шатун!

Курт. Он был бы смешон, не будь в нем трагиз­ма, однако, при всем его ничтожестве, в нем есть чер­ты величия! Неужели у тебя не найдется ни единого доброго слова для него?

Алис (садится). Найдется, лишь бы он не услы­шал: от малейшей похвалы спесь буквально ударяет ему в голову.

Курт. Он ничего не слышит, я дал ему морфий!

Алис. Эдгар вырос в бедном доме с целым вы­водком детей и с ранних лет был вынужден помогать семье, давая уроки, поскольку отец был шалопай, ес­ли не хуже. Отказаться от утех молодости и горбить спину ради выводка неблагодарной ребятни, к тому же не им самим произведенной на свет, нелегкое ис­пытание для юноши. Я была совсем девчонкой, когда впервые увидела его — без верхнего платья, зимой, в двадцатипятиградусный мороз... а на сестренках — красивые теплые пальтишки... я восхищалась им, но его уродство приводило меня в ужас. Он ведь пора­зительно безобразен, правда?

Курт. Да, и в его уродстве есть что-то богомерз­кое! Оно особенно бросалось в глаза во время на­ших с ним стычек; а потом, когда Эдгара не было рядом, образ его разрастался до чудовищных размеров и форм и буквально преследовал меня, точно приви­дение!