Пляска смерти. Воспоминания унтерштурмфюрера СС. 1941–1945

Нам слишком часто приходилось видеть, как эти жертвы Кремля безропотно, будто завороженные грохотом немецких пулеметов, с остекленевшими глазами массами гибли под градом наших пуль. Выражение их лиц не меняла даже близкая смерть. С неумолимой настойчивостью они атаковали вновь и вновь. И этот фанатизм противника, характерный для Восточного фронта, был особенно пугающим.

В конце концов я нашел 16-ю роту и указал, где мы складировали боеприпасы. Известил я об этом и командира 17-й роты. Затем мы отправились в обратный путь по долине, густо изрытой воронками от вражеских снарядов.

На командном пункте батальона царило радостное оживление. Со всех сторон поступали сообщения о достигнутых успехах. Читая радиограммы, командир батальона впервые за весь день позволил себе улыбнуться.

С наступлением сумерек наши роты вновь закрепились на занятых позициях, взяв город Умань в кольцо. Вечернее небо пылало заревом пожарищ и вспышками артиллерийских орудий. Моя рота, расположившаяся на крутом речном берегу, имела прекрасную позицию для ведения огня, однако на противоположной стороне не было заметно никакого движения. Взятые в течение дня пленные – лейтенант и шестьдесят солдат – сидели, сгрудившись, в неглубокой выемке позади наших окопов. Вскоре меня разыскал посыльный и сказал:

– Ротный приказал вам доставить военнопленных в тыл. В помощь возьмите с собой еще кого-нибудь.

С трудом я поднялся, поманил к себе Руди и построил пленных. Во главе колонны шагали я и лейтенант, шествие замыкал Руди с автоматом в руке.

Мы шли на запад навстречу гаснувшей вечерней заре, мимо разбросанных по полю убитых и раненых. Порой нам попадались санитары с носилками, но вскоре все это осталось позади, и мы оказались одни в быстро наступившей ночной темноте.

«А что, если русским вдруг взбредет в голову напасть на нас? – мелькнуло у меня в голове. – Нам двоим не выстоять против шестидесяти».

Рядом со мной ковылял, спотыкаясь, русский лейтенант.

– Хотите папиросу? – спросил я, и он молча кивнул.

Я протянул лейтенанту пачку сигарет и при свете спички с напряжением вглядывался в его бесстрастное лицо, горько сожалея о незнании русского языка. Какие мысли бродили в мозгу лейтенанта?

Было слышно, как бранился в конце колонны Руди: то и дело кто-нибудь выходил из строя. Мы маршировали в ночной тьме в полном одиночестве уже более часа, и у меня все сильнее разгоралось желание поскорее встретиться с тыловыми службами. Я не представлял себе, что до командного пункта батальона так далеко. Неожиданно слева от нас поднялась беспорядочная стрельба, и я в тревоге остановился. Пленные сбились в кучу вокруг меня, словно перепуганные овцы.

– Прекратите палить, идиоты! – крикнул я. – Здесь колонна военнопленных!

Но перестрелка только усилилась, вскоре послышались и пулеметные очереди.

– Командир! – закричал Руди, подбегая ко мне. – Это Иваны!

И он не ошибся. Русские, видимо, прорвали где-то наши позиции и пытались пробиться к дороге, по которой мы двигались.

Пули свистели над головой. Инстинктивно я бросился плашмя на землю и стал отползать к придорожной канаве, одновременно вынимая пистолет из кобуры. «Сейчас кто-то из них бросится на меня», – подумал я, но ничего подобного не произошло.

Я слышал тяжелое прерывистое дыхание лейтенанта, следовавшего за мной. Судя по шуму боя, русские были не далее как в двухстах метрах от нас. Оглянувшись, я увидел, что пленные дружно ползут вслед за нами; лица – застывшие, безжизненные маски. Внезапно я почувствовал себя уверенно и в полной безопасности. Страхи и сомнения улетучились.

Время от времени слышались крики атакующих русских. Мои пленные не издали ни звука, а послушно ползли за мной, грудью прижимаясь к украинской земле. Но вот дорога спустилась в глубокий овраг, и я, с облегчением вздохнув, поднялся на ноги. С противоположной стороны донесся боевой клич контратакующей немецкой пехоты. Она подоспела вовремя.

В кромешной темноте мы прибыли на командный пункт батальона, где я, к своему величайшему неудовольствию, получил приказ отвести пленных дальше в тыл и передать их военной полиции.

И мы продолжили путь, усталые и до крайности измученные, и в конце концов прибыли к лагерю военнопленных. Принимавший колонну толстый фельдфебель наградил увесистым пинком одного из пленников, замешкавшегося с выполнением команды.

– Не торопись! – остановил я его. – Эти бедняги могли бы в два счета разделаться с нами обоими.

И я рассказал фельдфебелю о том, что нам пришлось пережить. Однако в его глазах не отразилось сочувствия. Затем я отдал пленникам весь свой табак, Руди сделал то же самое. И большего я, младший командир, не мог для них сделать. (Через два с половиной года, в марте 1944-го, почти в тех же местах взятые в плен в ходе боев немцы сотнями шли в плен без сопровождения (Березнеговато-Снегиревская и другие операции). – Ред.)