Пляска смерти. Воспоминания унтерштурмфюрера СС. 1941–1945

Наладить контакт между нами и запуганным населением помогли дети, во множестве шнырявшие вокруг. Главную роль при этом сыграл сахар – даже здесь, в богатой Украине, почти недоступное лакомство для простых людей. Здешние девушки держались приветливо, но вели себя вполне достойно, соблюдая приличия. На первых порах я познакомился с пожилой женщиной, к моему удивлению бегло говорившей по-немецки. Родом она была из одного немецкого поселения в Поволжье. Довольный, что мне удалось найти кого-то, с кем я мог свободно беседовать, я пригласил ее посетить меня на отведенной мне квартире. Сначала она сомневалась, следует ли принять мое приглашение, но потом все же согласилась. Мне и двум другим солдатам отвели для постоя большую комнату, прежние ее жильцы бежали за Днепр перед нашим приходом.

– О чем я должна вам рассказывать? – несколько торжественно произнесла женщина после первой чашки чая. – Ведь вы все равно не поймете душу русского человека. Для этого нужны другие мерки. Русским испокон веков навязывали чуждые им культурные традиции других народов… А русскому человеку всегда хотелось непременно докопаться до сути вещей, добраться до самых корней. Так он жил при царях, так и потом, после того как Ленин постарался пересадить на русскую почву чужеродные марксистские представления о жизни. Но раз уж вы хотите меня послушать, будет лучше, если я расскажу одну правдивую историю.

В молодости у меня сложились близкие отношения с семейством Лаваль из Марселя. Пьер Лаваль имел собственную импортно-экспортную фирму в Одессе, где я воспитывалась в лучшем пансионе для благородных девиц. Как-то случайно я познакомилась с его женой Маргаритой Лаваль, которая была старше меня на десять лет, но моложе собственного мужа. Вскоре мы подружились. Но вот наступила весна 1919 года…

Изрядно потрепанные остатки белогвардейских воинских частей в беспорядке отступали к Одессе, подвергаясь беспрерывным атакам красных.

Офицеры оккупационных сил Антанты, особенно французские, с лихорадочной поспешностью реквизировали все находившиеся в порту суда: от боевых кораблей до транспортов и катеров. Они запаслись топливом и продовольствием, какое смогли найти, затем погрузили на суда своих солдат, заставляя их бежать по сходням.

А снаряды красных уже рвались на улицах Одессы, подгоняя отступавших белогвардейцев.

Вскоре солдаты Красной армии сломили последние очаги сопротивления и 6 апреля вступили в поверженный и опустошенный город. (24 августа 1919 г. Одесса была снова занята белыми, 8 февраля 1920 г. снова и окончательно – Красной армией. – Ред.) С этого момента комиссары и чекисты стали вершить свое кровавое дело: начались расстрелы, продолжавшиеся несколько дней. Однако число «контрреволюционеров», скопившихся в городе, было столь велико, что даже комиссары-чекисты не знали, как управиться с такой массой обреченных на смерть людей.

В конце концов многих погрузили на списанные за негодностью три старых грузовых корабля, вывезли за несколько километров от берега и, связав парами, без суда и следствия сбросили в море. Среди несчастных были белые офицеры, члены враждебных большевикам партий, служители религиозного культа, бывшие царские чиновники и даже представители трудового народа.

Однако тела утопленников продолжали плавать на поверхности, а с приливом их прибило к берегу. Поэтому в последующем к ногам сбрасываемых в воду предварительно привязывали металлические предметы.

Не успевший в царившей тогда неразберихе эвакуироваться Пьер Лаваль остался с женой и детьми в Одессе и был во время массовых облав арестован большевиками. Напрасно Лаваль уверял в своей непричастности к политике, напрасно доказывал свое французское гражданство. Прежде чем его семья смогла добраться до главного комиссара, Пьера отконвоировали на один из трех кораблей и вместе с остальными кинули в море.

Его жена Маргарита все-таки добилась того, что ее приняли в комиссариате внутренних дел красных. Оказавшись в неловком положении, советское правительство быстро дало ей разрешение отыскать тело мужа. Задача облегчалась тем обстоятельством, что Пьер Лаваль в момент казни был одет в белый костюм.

Было великолепное летнее утро. Мадам Лаваль стояла молча рядом с водолазом, которого звали Григорий Иванович, когда катер вез их к одному из трех судов, все еще стоявших на якоре в одесской гавани. К одиннадцати часам море достаточно успокоилось и водолаз смог спуститься под воду на относительном мелководье.

Ритмично работали насосы. Маргарита не отрываясь смотрела туда, где исчез водолаз; находившийся неподалеку представитель красной милиции не сводил глаз со своих наручных часов. Но не прошло и трех минут, как из глубины последовал условный сигнал тревоги, и матросы быстро подняли водолаза на борт. Внешне на водолазном костюме не было заметно никаких повреждений, но когда отвинтили шлем, то увидели, что Григорий Иванович мертв.

Ошеломленные, потерявшие дар речи матросы сгрудились над мертвым телом.