Но ситуация круто изменилась во время нашего движения от Мариуполя к Таганрогу, когда военно-воздушные силы Красной армии весьма неприятным образом напомнили о своем существовании. С рассвета до заката наши передовые части подвергались беспрерывным атакам с воздуха сотней вражеских самолетов. Весь день нескончаемый грохот рвущихся авиационных бомб давил на наши барабанные перепонки. Но и ночами каждые несколько минут бомбы сыпались с неба на отдыхающие колонны. Но, как это ни удивительно, подобное, на скорую руку спланированное массовое применение авиации причиняло лишь незначительный вред. Однако если материальный ущерб был и в самом деле невелик, то эти бесконечные бомбежки со временем стали тяжело сказываться на наших нервах.
Была ночь, я устроился в брошенной крестьянской хате. Осколки разбитых оконных стекол дребезжали от далеких взрывов. Рядом мирно спали глубоким сном два солдата. Один я бодрствовал и, прислушиваясь к ночным звукам, перебирал в памяти события минувшего дня.
Мы уже много часов ехали не останавливаясь, держа курс неизменно на восток – навстречу врагу, чей боевой дух сломили наши доблестные войска. Из-за проблем с двигателем у моей машины мы далеко отстали от батальона и теперь, обгоняя нескончаемый поток наступающих германских частей, старались воссоединиться со своими. Водитель Вильгельм пристально вглядывался в даль, щурясь от яркого полуденного солнца. Вот мы обогнали легкое зенитное орудие, впереди виднелось еще одно. Затем я вытаращил глаза: переднее орудие замерло на месте, его ствол стал подниматься, принимая почти вертикальное положение.
– Скорее направо! – крикнул я, и первые бомбы уже начали взрываться вдоль дороги.
Треск и грохот моторов наших колонн заглушили приближение вражеских самолетов. Мы бросились на землю. Неподалеку виднелась полуразвалившаяся старая хата. Одним прыжком мы преодолели низкую изгородь и распластались за глинобитной стеной. Нас уже было не двое, а трое: к нам присоединился незнакомый солдат. Я только приготовился с ним заговорить, как рядом с нами взметнулся к небу фонтан земли вместе с множеством обломков – прямое попадание в строение. Я тотчас же вскочил на ноги.
– Быстро за угол! – крикнул я сквозь какофонию взрывов и неистовой стрельбы зениток, толкая Вильгельма перед собой.
Незнакомец последовал за нами. Лежа на земле под прикрытием остатков глинобитной стены, я невольно подумал, что ему нужно бы держаться поближе. Новый взрыв прервал ход моих мыслей. В налете участвовало не менее дюжины русских самолетов, отчаянно пытавшихся прикрыть отступление своих войск. Еще одна бомба взорвалась настолько близко, что меня подбросило в воздух; кто-то вскрикнул. «Неужели Вильгельм?» – невольно подумалось мне. Разглядеть что-либо в густых облаках дыма и пыли я не мог. Затем кто-то застонал рядом со мной. Это был прибившийся к нам незнакомый солдат.
– Санитары! – позвал я.
Вильгельм тоже поднялся и начал звать санитаров, но они уже подходили. По лицу санитара, перевязывавшего рану, было заметно, что надежды никакой: осколок прошил солдату насквозь спину и грудь. А бомбы все сыпались, но теперь уже в доброй сотне метров от нас и в стороне от дороги. Затем я увидел, что одна из бомб угодила почти в то место, где мы прежде лежали, не более метра от угла дома, и этот самый угол спас нас. Ну а как же незнакомый солдат, который теперь лежит при смерти?
– У вас на шее кровь, – сказал Вильгельм.
Проведя рукой, я нащупал небольшую царапину, других повреждений не было. На сантиметр глубже, и было бы все кончено. Я повернулся к умирающему и увидел, что он смотрит прямо на меня. Его серьезное юношеское лицо мне показалось до боли знакомым, будто мы уже давно знали друг друга. Я склонился над умирающим и отвел прядь волос с его лба, покрытого каплями пота. В этот момент прибыли люди из его части и старались как-то помочь. Если бы тогда я подтащил его поближе к себе – он остался бы жив! Расстроенный, я зашагал к своему автомобилю.
В оставленной жителями деревне царила тишина. Несколько бесхозных напуганных лошадей галопом носились по широкому выгону. Ночное небо освещалось дрожащим заревом далекого пожара. Из темноты, неуклюже ступая, медленно вышла корова и остановилась передо мной, тяжело и шумно вздыхая. Ее, по-видимому, уже несколько дней не доили. Отчетливо доносился лязг гусениц шедших по дороге танков. Наступление продолжалось. Напряжение, давившее на нервную систему весь день, постепенно спадало. И я начал понимать глубокий смысл случившегося.